Роджер Желязны - Черный трон

Во время нашей прогулки Петерс вдруг присвистнул и захохотал, как помешанный, когда собаки разразились особенно дикими руладами. Причиной тому была женщина, которая, проходя мимо нас, перекрестилась и поспешила удалиться.

Наконец, мы нашли то, что искали. В окне верхнего этажа горел свет.

— Неужели ему нравится жить на этом чертовом чердаке? — проворчал Петерс. — Не мог найти ничего получше.

— Он старается быть незаметным, — сказал я.

— Он мог бы делать это этажом ниже, — прорычал Петерс.

Выпалив скороговоркой фразу на своем уличном французском консьержу, который открыл на стук, Петерс добился, чтобы нас впустили. Испуганный консьерж с удивлением смотрел на улицу, где за нашей спиной стая собак образовала кольцо.

— Porgui les chiens aboient-ils? — спросил он.

— Je suis loup-garou, — Je veux Von Rempelen.

Человек воззрился на нас, тогда Петерс снова разразился своим сумасшедшим смехом. Натянуто улыбаясь, консьерж пропустил нас.

— Trois? — спросил Петерс.

— Oni.

— Merci, — сказал я, когда мы поднимались по лестнице, чтобы тоже не быть без дела.

Мы дошли до самого верха, постучали в его дверь. Ответа на было. Мы немного подождали, потом постучали снова.

В третий раз я сопроводил стук словами:

— Ван Кемпелен! Это важно, я думаю, это вас заинтересует. Это вас должно заинтересовать.

Дверь слегка приоткрылась и в щели показался большой голубой глаз.

— Ja? — спросил его владелец.

— Мы американцы, — сказал я, — и надеюсь, что перед нами создатель знаменитого шахматного автомата?

— И что? — сказал он. — Если это я, что дальше?

Я вытащил пачку американских долларов — достояние сейфа Элисона — и помахал перед ним.

— Я представитель шахматного клуба Балтиморы, — сказал я. — Хочу держать с вами пари на тысячу долларов, что я выиграю у вашей машины.

Дверь приоткрылась еще немного, так, что мы увидели невысокого тучного человека с волосами и бакенбардами цвета спелой ржи, большим ртом, римским носом, большими навыкате глазами. Такая форма глаз, как мне говорили, связана с особенностями работы желез внутренней секреции. Половина его лица была выбрита, в руке он держал опасную бритву.

— Джентльмены, извините, — сказал он, — но сейчас машина не налажена.

— Дорогой мой, — отвечал я. — Для всего клуба так важно, чтобы кто-то из нас попробовал сыграть с ней. Сколько времени вам потребуется, чтобы подготовить ее к работе? Как вы думаете, если я увеличу сумму пари…

Неожиданно он широко распахнул дверь, очевидно приняв относительно нас какое-то решение.

— Входите, входите, — сказал он, и мы вошли. Он жестом указал на потрепанную пару стульев посреди комнаты. — Садитесь. Я пью чай. Вы можете присоединиться, если хотите.

— Спасибо, — сказал я, проходя.

Он положил бритву на туалетный столик рядом с ванной, взял полотенце и стер пену с лица, наблюдая через треснутое зеркало, как мы рассаживались позади него. На маленькой спиртовке, которая стояла на упаковочном ящике слева от нас, закипела вода. По всей комнате были разбросаны многочисленные ящики, некоторые из которых были открыты, обнажая свое содержимое, большей частью химическое и алхимическое оборудование. Кое-что было уже распаковано и установлено на скамье, протянувшейся через всю стену. Некоторые предметы стояли под скамьей.

Снаружи собачий хор не умолкал.

Ван Кемпелен взял три разных чашки, протер их полотенцем, которым вытирал лицо, поставил на один из ящиков и продолжал заваривать чай.

— Потребуется несколько дней подготовки, — сказал он, — чтобы собрать автомат и подготовить его к игре, если, конечно, у меня не будет других дел. Но я в скором времени ожидаю предложения принять участие в одном очень сложном и деликатном деле. Боюсь, что у меня просто не будет времени устроить вам этот матч, хотя был бы очень рад получить деньги. Вам с сахаром? Или, может, немного масла?

— С сахаром, — сказал я.

— Без всего, — сказал Петерс.

Он наполнил наши чашки, сел напротив нас со своей.

— Боюсь, больше ничем не могу вас порадовать, — закончил он.

— Понимаю, — сказал я. — Мои друзья по клубу будут очень огорчены. Но, конечно, дела важнее, чем хобби. — Я взглянул на оборудование, расставленное на скамье. — Вы ведь, в основном, занимаетесь химией, не так ли?

Эти выразительные глаза тщательно изучали меня.

— Я занимаюсь многими вещами, — сказал он, — среди них и химия. Как раз сейчас я жду известий о возможности заключения контракта, который, если будет подписан, займет меня на какое-то время. Однако, я не хотел бы это обсуждать.

— Извините, если я проявил излишнее любопытство, — сказал я, пробуя чай. — Возможно, удастся испытать шахматиста в другой раз.

— Возможно, — согласился он. — Когда вы прибыли в город?

— Только сегодня утром, — сказал я.

— Уверен, не для того же вы пересекли океан, чтобы найти меня и принять участие в необыкновенном матче.

Я засмеялся.

— Нет, просто сейчас у меня появились деньги, и я всегда мечтал о путешествии на континент. Когда я узнал, что вы здесь, я решил встретиться с вами и совместить приятное с полезным, так сказать.

— Как интересно, — сказал он. — О том, что я здесь, знают немногие.

Грисуолд или какой-нибудь французский чиновник? Я задумался. От кого я мог бы узнать, что он в городе? Будь проклята эта Франция. В других странах для этого можно было бы найти массу предлогов. Но я был внезапно освобожден от решения сложной задачи. Зазвенело разбитое вдребезги стекло заднего окна.

Дородный детина, выбив остатки стекла ногой, вошел в комнату, оставив за спиной покатую крышу соседнего дома. Черт возьми! Какая пунктуальность!

Другой человек, более поджарый, но такой же злодейской наружности, вошел следом. Сзади я увидел еще одного. Я с удовлетворением отметил, что они идеально подходили для предстоящего представления.

Ван Кемпелен выронил чашку и через всю комнату направился к своей скамье, встал, заслоняя собой приборы широко расставленными руками. Мы с Петерсом встали, и дородный детина озадаченно на нас посмотрел.

Я издал боевой крик и бросился вперед. Жаль, что я не мог сказать ничего, подходящего для такого случая, так как вряд ли хоть один из них понимал по-английски. Я сделал ложный выпад левой в сторону лица великана. Он парировал удар правой, а левой ударил меня под ребра. И именно в этот момент меня пронзила мысль, что это не те люди, которые заключили с нами контракт, а настоящие наемники, работающие по собственному расписанию.

Я изогнулся, надеясь увернуться от удара по голове, который, я был уверен, последует за этим. Но его не последовало, так как Петерс сделал выпад и схватил нападавшего, не дав его кулаку опуститься. Я услышал, как великан засмеялся и увидел, как он пытается вырваться. После того, как это ему не удалось, выражение удивления появилось на его лице. Потом Петерс вывернул ему руку вниз и вынудил его, таким образом, нагнуться вперед, сам же схватил его левое ухо зубами и повернул ему голову на сторону, оторвав половину этого ненужного приложения к голове. Противник взревел, а его щека и шея окрасились кровью. Потом Петерс схватил его за руку и перебросил через бедро. В это время один из оставшихся ударил его дубинкой по голове. Я не мог прийти ему на помощь или хотя бы предупредить криком.