Дмитрий Емец - Огненные врата

– Хотел с тобой поговорить! – сказал он, обращаясь не столько к Мефу, сколько к бензонасосу. Меф казался просто сторонним слушателем. Бензонасос важно промолчал, молчанием обозначая согласие на беседу.

– Дафна очень изменилась в последнее время. Ты видел ее крылья?

– Темнеют? – спросил Меф, потому что бензонасос снова промолчал.

– Напротив, перья перестали темнеть, – поправил Эссиорх. – Сейчас примерно треть темных, две трети светлых. Этот баланс держится уже несколько месяцев. Настораживает другое: крылья становятся менее материальными. Возможно, ты замечал, что, когда она их призывает, сквозь них иногда можно увидеть небо. Раньше такое было бы невозможно.

– Что это значит? – резко спросил Меф.

Он сидел на корточках с другой стороны мотоцикла, подслушивая разговор Эссиорха с бензонасосом. Хранитель сместился ближе к рулю, чтобы видеть лицо Буслаева в просвет между колесом и рамой.

– Она теряет крылья. Через два-три месяца крылья могут исчезнуть. Вместе с крыльями она потеряет и бессмертие, – спокойно ответил Эссиорх.

– Совсем потеряет? – спросил Буслаев.

Время остановилось. Мир стал очень подробным. Вероятно, так бывает с приговоренными к смертной казни. Меф разглядывал травинку, по которой полз муравей.

– Ее ждет судьба твоего предка Демида Буслаева. Перестав быть стражем, Дафна сделается человеком, начнет стареть и однажды умрет.

– Но стареть она будет вместе со мной?

Муравей дополз до середины травинки. Остановился и задумался, ползти ему дальше или возвращаться.

– Вероятнее всего, да. По земным меркам, вы ровесники. Значит, и стареть будете синхронно.

– А что думает сама Дафна? Она понимает, что происходит?

– Она медлит и постоянно оттягивает окончательный ответ. Я говорил с ней дважды. Эльза Флора Цахес тоже. Бесполезно. Дафну перемыкает. Она говорит «да, я ухожу!» и – ничего не делает. Что нам остается? Тащить ее в Эдем силой? Но, как ты догадываешься, коренное отличие Эдема от Тартара в том, что силой туда никого не тащат. Поэтому я решил поговорить с тобой.

Меф не выдержал ровного голоса Эссиорха и разозлился. У него отбирали Дафну. Причем хотели, чтобы он отдал ее добровольно, в упаковочной бумаге.

– А она сама не имеет права выбрать?

– Имеет. Но тогда она оказывается загнанной в рамки выбора. Одиночного выбора. Ну как женщина на космическом корабле, которая случайно узнала, что поломалась кислородная установка и починить ее невозможно. Воздуха осталось на год двум людям или на два года – одному. А лететь им около двух лет… И вот она решает выйти в космос без скафандра и принести себя в жертву, а муж, ни о чем не подозревая, насвистывает и нахваливает суп… Ты понял, о чем я?

– Ага. Мне нужно спрыгнуть с крыши. Тогда Дафна поплачет над пятнышком на асфальте, а потом полетит грустить в Эдем!

Эссиорх задохнулся:

– Буслаев, ты…

– Идиот, – закончил Меф. – Идеальный Друг И Отличный Товарищ!.. Надоело! Она уйдет, а как же я?

– Опять «я»? Пока человек юн, он может кричать только «я, я, я!». Весь мир съеживается до единственной буквы. Переход от «я» к «мы», а от «мы» к «Он» – путь естественного взросления, – сказал Эссиорх.

Потеряв терпение ждать, пока муравей выберет, в какую сторону ему ползти, Буслаев щелкнул пальцем и отправил его в неизвестность.

– Знаешь, зачем ты просил, чтобы я тебя проводил? Чтобы решить все за Дафну без нее! – заявил он.

Эссиорх встал и выпрямился, став вдруг очень строгим.

– Упрощаешь все до генеральной идеи? Отлично, давай начистоту! Сейчас Дафна заложница своего благородства и твоего незнания. На земле она остается ради тебя. И крылья, если потеряет, тоже из-за тебя. Дальше решай сам: принять ее жертву или отказаться от нее.

Эссиорх столкнул мотоцикл с подножки.

– Странная штука, – сказал он устало. – Все эти годы она была твоим хранителем, а теперь роли переменились. Ты сам должен выбрать ее судьбу: стать ей человеком или вернуться в Эдем. Но выбирать нужно срочно.

– Сколько у нас времени? – хмуро спросил Меф.

– Немного. Завтра утром Дафна должна вернуться в Эдем. Или… не возвращаться в него. Каждый час промедления губит ее крылья. Заметь: не Троил их отнимает, не я, не ее учительница по музомагии. Крылья исчезают сами по мере того, как она перестает быть стражем!

Меф угрюмо молчал и крутил на пальце брелок с ключом.

– А сабельку моего дедушки ты специально прихватил, чтобы появился повод приехать в гости? – спросил Буслаев, совершая неожиданный скачок мысли.

– Нет. Меч доставили из Эдема сегодня, когда я внутренне решил уже, что поеду к тебе. Я знаю, тебе сейчас не до него, но, если Дафна уйдет, только он сумеет тебя защитить. Сомневаюсь, что мрак надолго оставил тебя в покое.

Мефодию захотелось выбросить кулак прямо в участливое лицо Эссиорха. Свет, мрак – как же все надоело! Почему нельзя просто жить? Просто быть с Даф, просто делать то, что хочешь? Просто учиться в универе? Есть же люди, которые просто живут, и никто не требует от них постоянно на себя наступать!

– Знаешь, мне как-то все меньше хочется к свету! – задиристо сказал Буслаев.

Ему хотелось уколоть хранителя Прозрачных Сфер, однако тот и бровью не повел. Завел мотоцикл и стал вслушиваться в чихания мотора.

– Неудивительно! И не должно хотеться! Тараканы тоже, если ты заметил, на свет не ползут. Но, увы, ползти надо, или останешься с тараканами.

Эссиорх переключил передачу и газанул. Мотоцикл взревел и, выбросив задним колесом фонтанчик сухой земли, умчался. Буслаеву сразу не на ком стало срываться. Он оглянулся, убежденный, что увидит в окне лицо Дафны. Не увидел. Тогда Меф повернулся и пошел сам не зная куда. Москва расступалась, пропуская его. Петляли улицы, путались переулки. Шевелился у бровок тополиный пух. Румяная дама с буквой «У» на стекле машины мучительно разворачивалась в тесном дворике, едва не отдавив Буслаеву ногу.

Опомнился Меф, только когда по левую руку за декоративным заборчиком возникло семейное испанское общежитие. Смуглые люди, не боящиеся солнца, громко перекликались с балкона на балкон, без страха склонившись над перилами. Сохнущее белье на веревках. В основном детское, но много ярких маек и белых рубах.

Мефодий стоял, снизу смотрел на яркие майки, и настолько же ярко в нем проступала мысль, что сегодня последний вечер, когда он видит Дафну. Завтра они расстанутся. Удерживать ее он не станет. Без крыльев и флейты ей не выжить. Сейчас, возможно, – да. Но через десять, двадцать, тридцать лет как сможет она поднимать голову и смотреть на небо? И главное: сможет ли она смотреть на Мефа?