Александр Мазин - Мертвое Небо

– Демон! – прошептал Дорманож с ненавистью и восхищением одновременно.

Псари спустили собак, и два десятка натасканных на человека псов серыми тенями пронеслись мимо Брата-Хранителя.

Однако ни они, ни даже пущенный по свежему следу гурамский следопыт так и не добрались до северянина. Псы до самого утра шарили по улицам без всякого результата. Если не считать искусанного до смерти прохожего.

Дорманожу осталось только признать поражение. Частичное поражение. Второй имперец и девчонка-колдунья в цепях были доставлены в тюрьму Братства.

Накрутив с полсотни обманных петель – город – тот же лес, только вони больше,– Данил вернулся прямо к дому. Надвинув капюшон, он бесстрашно втиснулся в толпу солдат. Те, углядев коричневый плащ, отодвигались, уступая дорогу. В лицо никто не заглядывал. А и заглянул бы, что толку? Солдаты Дорманожа – риганцы. Откуда им знать в лицо всех кариомерских святых братьев? Их же собственных монахов стараниями Данила существенно поубавилось.

Светлорожденный без помех проник в дом, уже обысканный от подвала до чердака со всей тщательностью, пробрался в собственную спальню и обнаружил, что его личные вещи стали достоянием Братства. Данила это не огорчило. Браслет с посланием, оружие и даже кошель с деньгами – при нем. Остальное не так важно. Забравшись под собственную кровать, Данил завернулся в коричневый монашеский плащ, уснул и на этот раз спал до самого рассвета.

Конец первой части

Часть вторая

МЕЖДУ НЕБОМ И ЗЕМЛЕЙ

На третий же год правления Наисвятейшего Корхима начались повальные бедствия на святой земле Хуриды. Нескончаемые дожди пропитали землю влагой до такой степени, что нельзя было провести борозду. А после настала сушь великая и опустели леса и поля: ни грибов, ни злаков, ни самых ничтожных плодов. Голод неутолимый заставлял людей подбирать падаль и творить такое, что и описать страшно. Сильный пожирал слабого. Расчленял его тело, варил и поедал. Те, кого голод гнал с одного места на другое, находили в пути приют, а ночью с перерезанным горлом шли в пищу хозяевам. Во многих местностях, дабы утолить голод, выкапывали из земли трупы или похищали с виселиц тела преступников. Именно в это время вошли в силу «черные повязки», продававшие съестное по ценам немыслимым. Длилось же бедствие три с половиной года.

I

Рудж очнулся. Вокруг темнота. Под ним – охапка подгнившей соломы, брошенная на сырой каменный пол. Под полом скреблись и пищали крысы. Должно быть, выискивали путь к теплому человеческому мясу.

Рудж шевельнулся. Мышцы одеревенели от холода.

«Встань!» – приказал он сам себе. И встал, скрипнув зубами.

Три шага влево – камень, четыре шага вправо – камень. Пять шагов вперед – железо. Склизкие капли осевшей влаги.

Пить хочется… Ними… Данил… Сумел ли светлорожденный прорваться? А если сумел, то уберег ли Ними? Если Ними в руках монахов…

Рудж стиснул кулаки и глухо, яростно застонал. Крысы под полом притихли.

Кормчий постарался взять себя в руки. Думать. Искать. Итак, он в тюрьме Братства. Каменный мешок без окон. Могила для тех, кто не успел вовремя умереть. Рудж ощупал себя. Разорванная одежда. Ни одного металлического предмета. Даже пряжка с пояса срезана. Рудж подошел к двери, исследовал ее – сплошная. Значит, ее приходится открывать полностью, чтобы, скажем, накормить узника. Если, конечно, здесь узников кормят, а не позволяют мирно подохнуть с голоду. Как хочется пить! Но должны же его хотя бы допросить! Может, удастся откупиться? В конце концов, он – подданный Империи и приплыл на корабле по особому приглашению Наисвятейшего… Вздор! Какой вздор! Рудж сжал ладонями голову. Никто в Империи даже не узнает, что с ним сталось. Чего ждать от «святых братьев»? Пыток, изощренной казни? Может, он трижды пожалеет, что не умер от жажды.

«Помоги мне, Богиня!» – Кормчий привычно потянулся к серьге – и вздрогнул от резкой боли. Ну конечно, ухо разорвано, на мочке запеклась кровь. Итак. Его взяли живым. Вряд ли для того, чтобы оставить подыхать в этой каменной дыре. Попасть живым в лапы монахов Братства… Не лучше ли разбить голову о стену? Нет. Слабость. И Ними. Вдруг Рудж – ее единственный шанс на спасение? Может, удастся выкупить хотя бы ее? Он ведь не беден. Особенно по меркам Хуриды. Триста, четыреста золотых! Да хоть тысячу! У Руджа есть друзья, они соберут нужную сумму. Монахи любят деньги… Как хочется пить!

За Руджем пришли. Шаги, звон железа, скрип дверных петель, багровый огонь факелов, шипение горящего масла.

Кормчий заморгал, привыкая к свету.

Железо копья уперлось в бок.

– Руки,– буркнул стражник.

Короткая цепь – на запястья, длинная и тяжелая – на ноги.

– На выход! – Наконечник копья легонько подтолкнул в спину.

– Придурок, в руки возьми, грохнешься! – Второй стражник поднял цепь ножных кандалов.– На!

Лестница в сорок шесть (Рудж считал) ступенек. Комната без окон, очаг. Тело обрадовалось теплу после сырого подземелья. Но через мгновение кормчего пробрал озноб. Он понял, где оказался.

В отличие от Данила, Рудж не умел побеждать боль. Но постарался не выказать страха. Однако и стражникам, и палачам было явно наплевать, боится он или нет. Стражники лениво переговаривались, два палача деловито копались в каком-то деревянном механизме. Накидывали ремень на колесо, проворачивали, ремень соскакивал, палачи ругались, и все начиналось с начала. Руджу на миг стало интересно, он даже прикинул, в чем дело, но сообразил: хитрое устройство предназначено отнюдь не для того, чтобы поднимать якорь.

В комнате стояла пара табуретов, и Рудж, решив быть наглым, уселся на один из них. Стражники никак не отреагировали.

В углу комнаты находились два предмета, казалось, происходившие из другого мира: высокое кресло, покрытое ковром, и черный полированный стол с гнутыми ножками. На столе – керамическая чашка и кувшин. Рудж облизнул губы. Как хочется пить!

– Встать! – раздался за спиной Руджа негромкий голос.

Стражники рванулись к кормчему, но тот уже поднялся, обернулся к вошедшему. Не узнал. Рудж видел Дорманожа лишь мельком.

– Мы не…– начал, оправдываясь, стражник, но монах махнул рукой. Он прошествовал к креслу, уселся, долго разглядывал пленника.

Кормчий тоже изучал хуридита, прикидывая, чего от него ждать. Решил: ничего хорошего. Если бы не коричневый плащ и бледная кожа, монах вполне сошел бы за чистокровного аркина. Тонкие губы, прямой тонкий нос, темные вьющиеся волосы, порядком поредевшие. Сросшиеся брови и глубоко запавшие глаза придавали Дорманожу зловещий вид. Жилистый, мускулистый, он ничуть не походил на обрюзгших туповатых монахов, каких встречал Рудж прежде. Кроме одного. Отца-Наставника Воркарского Братства, того самого, которой встречал «Баловня» в порту.