Юрий Иванович - Невменяемый колдун

– Конечно, могу! И даже знаю, кто был бы в этом виноват! – Анна помогала своему племяннику делать свертки со льдом, и Кремона из-за них уже практически не было видно. – Ведь ты всегда стараешься все сделать сам – и результат этого не всегда положителен. Почему ты не оставил меня для присмотра за ним?

– А что бы ты с ним сделала?

– Не волнуйся! У меня бы он никуда свое сознание «не отделял»!

– Но ведь такие вещи нельзя рассмотреть простым глазом…

Диалог прервался появлением на пороге долговязой фигуры Коперрульфа.

– Господин Эль-Митолан! Осмотр местности я произвел: никаких посторонних объектов или подозрительных передвижений не замечено.

– Да я вроде как и не сомневался…..

– А с парнем-то что? От холода небось уже синий?

– Да он пока еще в жару находится. – Хлеби указал на капли воды, уже просочившиеся сквозь матрас и падающие на пол. – Простой смертный при такой температуре тела не живет и трех минут. А этот… Смотри, как его тело лед в воду переплавляет.

– Всю постель испортили! – всплеснула тетушка Анна своими маленькими ладошками. – А нельзя ли было его каким-нибудь более приятным методом в чувство возвращать?

– Можно! – согласился хозяин дома. – Но зачем мне даром свои силы расходовать? А вдруг срочно понадобятся для более важного дела? Лед же – самое действенное средство в таком случае. И почти ничего не стоит…

– А если он простудится? – не сдавалась домоправительница.

– Ха! Ты видела когда-нибудь простуженных Эль-Митоланов?

– Но ведь он только первый день как…

– Ничего! Пусть помучается! Будет впредь думать головой, перед тем как что-либо совершать. Да еще и без моего разрешения. Вот он сейчас остынет, потом замерзать начнет. Затем спастись попытается из ледяного плена. Глядишь, и выползет из-под мокрых тряпок, стуча зубами. Вот тогда-то парная ему и пригодится.

Словно в подтверждение последних слов, из глубины ледяных свертков послышалось недовольное мычание и чуть ли не сразу вслед за этим приглушенный крик, чем-то напоминающий призывы о помощи. Хлеби после этого не смог сдержать довольной улыбки и восхищенных восклицаний:

– Ну герой! Ну силен! Даже не знаю, кто бы так же быстро смог восстановиться и вернуться в сознание.

– Может, надо ему помочь освободиться? – Проявить инициативу тетушка Анна не посмела, но уставилась на племянника весьма строго.

– Обойдется! – не менее строго ответил тот. – Пусть впредь не создает таких ситуаций – и помогать ему не придется. Да и спать все обитатели дома будут спокойно и сколько положено.

– Я все равно почти не спала, – попыталась соврать домоправительница.

– А мне так вообще положено чаще по тревоге просыпаться! – высказался и Коперрульф. – А то скоро салом стану обрастать.

– Это вы мне потом расскажете, – проворчал Хлеби, сгоняя улыбку с лица и постепенно добавляя в голос металл. – А теперь будьте добры нас не беспокоить! У нас тут предстоит небольшой разговор по душам. – Затем наклонился к груде свертков и гаркнул изо всей силы: – Долго ты там еще будешь отмокать? Или тебе полную заморозку «включить»? Так это я запросто! Сейчас эти тряпки со льдом окаменеют от мороза. Но тогда детей ты уже точно не сможешь иметь!

Коперрульфа словно ветром сдуло, а тетушка в дверях все-, таки опасливо обернулась и увидела, как из-под рассыпавшейся груды свертков показалось трясущееся от холода тело Кремона. При всей своей любви к племяннику она порой побаивалась вспышек его гнева и прекрасно представляла, что сейчас произойдет. Да и парень, пусть даже по своей неопытности и незнанию, поступил явно опрометчиво. Не стоило ему так самонадеянно нарушать правила и нормы поведения молодых Эль-Митоланов. Так что новый обитатель замка вполне заслужил хорошего нагоняя.

Вот только предчувствия на этот раз подвели тетушку Анну. Потому как Кремон получил не просто хороший нагоняй, а немыслимый и страшный скандал, от которого, казалось, содрогнулся весь огромный замок. Уж как Хлеби изгалялся и метал словесные молнии, уж как от топал ногами и размахивал руками, уж какими уничижительными словами он оперировал, что все остальные обитатели постарались в тот момент находиться как можно дальше от разозленного Эль-Митолана.

Коперрульф бегом отправился обследовать близлежащие к замку рощицы, якобы со срочной инспекцией. Конюхи и садовник среди ночи нашли себе весьма важные занятия в самой отдаленной части конюшен. И лишь тетушка Анна с прачкой и кухаркой притаились на огромной кухне и вполголоса нервно обсуждали, что именно приготовить на завтрак.

Минут через десять крики немного поутихли, но стали при этом перемещаться в сторону пристроенной ко двору баньки. И услужливое воображение подсказало домоправительнице картину, в которой полуголый Кремон вприпрыжку, босиком мчится в спасительное тепло, а за ним, поддавая ученику скорости пинками, оплеухами и угрозами, рассерженной тучей несется хозяин замка. Еще через несколько минут крики смолкли совсем, но учитель и ученик явно остались в бане вдвоем. И наверняка Хлеби перешел ко второй части спектакля «Наказание». Уж он-то умел обработать любое разумное существо по всем канонам психического воздействия. Но вот если первая часть – под названием «Буря» – уже пронеслась, а вторая – «Разговор по душам» – только начиналась, то о третьей новоиспеченный Эль-Митолан еще не догадывался. А называлась третья часть весьма прозаически: «Сваловый пресс».

Сама по себе механическая суть процесса являлась простой и понятной. Хоть и длилась до полутора суток. В специальную, до трех метров высоты, емкость засыпали семена свала. На проходящий до самого низа емкости стержень с мелкой резьбой надевали тяжелую чугунную крышку и с помощью ручного коловорота постепенно опускали пресс чуть ли не до самого дна. Отжимков после этого оставалось очень мало, если сравнивать с начальным состоянием семян. В трехметровой емкости жмыха набиралось всего лишь двадцать сантиметров. И считалось общеизвестным, что самое ценное и качественное масло выдавливается именно на самых последних сантиметрах опускания пресса. Уникальность отжима свалового масла заключалась еще и в непрерывности всего процесса. Достаточно было остановить работу коловоротов хоть на один час, как сваловые семена начинали менять структуру, кристаллизоваться и в дальнейшем были годны лишь на помойку.

В психологическом значении «Сваловый пресс» являлся весьма изощренным процессом обучения, наказания или ломки воли любого разумного существа. И подразумевал постоянное нагнетание морального, физического и информационного давления вплоть до полного и безоговорочного достижения конечного результата.