Надежда Мамаева - У волшебства запах корицы

Ее дальнейшие слова подтвердили догадку:

— Мне донесли, что Кассандриола Глиберус — тихая серая мышка, застенчивая и покорная, недалекого ума. — В ее голосе звучали шипящие нотки, как у кобры, раздувшей капюшон. — Как догадались? — В последней реплике проскользнуло и невольное уважение.

— Слишком все последовательно получается: объявление о помолвке, проклятье, теперь визит. Кстати, как насылали-то? Это так, чисто из исследовательского интереса.

— Букет роз. Девушкам не следует принимать цветы от незнакомцев. Встречный вопрос: как удалось избавиться? От лилового мора спасения нет.

Фир, прикрытый несколькими завитыми локонами, свободно ниспадающими у висков, угнездился у самого уха. На последней фразе блондинки он закопошился, а потом прошептал, то ли поясняя мне, то ли просто вслух: «Так вот почему умер тот докторус, который первым осматривал Кесси: в нем, наверное, была магия, перетянувшая на себя основную часть проклятья».

Я же предпочла выдать дезу:

— Цветы… цветы не всегда доходят до адресата.

На лице собеседницы за одно мгновение отразилась целая палитра эмоций. Я же продолжила:

— А что касается конкретно сегодняшнего вашего визита: ищите себе нового (чуть не ляпнула «спонсора», но вовремя спохватилась) покровителя. Этот дом отныне для вас закрыт.

— Не вы ли, Кассандриола, закроете здесь мне двери?

Ее самоуверенный тон, надменная улыбка и в то же время напряженная поза… Время словно замерло, превратившись в вязкий кисель. Даже птица за окном застыла в полете. На мгновение в глазах зарябило, а потом я вдруг словно со стороны увидела нас обеих, сидящих в креслах. Картина была не статична.

Графиня аккуратно поставила чашку, стрельнув глазами на вазочку со свежими фруктами. Солнечный блик озорно пробежал по лезвию небольшого ножа, предназначенного для резки яблок.

Вдруг Ликримия резко вскочила, поправ все нормы светского общения, отринув воспитание, которое было в ней лишь наносное, тонкой пленкой прикрывающее истинную натуру. Внутренняя суть взяла свое: схватив со столика нож для фруктов с намерением то ли изуродовать, то ли убить, она метнулась к девушке, сидящей напротив нее в кресле, — ко мне. Ко мне? Здравая часть рассудка отказывалась в это поверить: как я одновременно могу быть и сторонним наблюдателем, и участницей разворачивающейся сцены? А действо меж тем продолжалось: я, сидевшая в кресле, оттолкнувшись ногами, позволила ему упасть назад. Голова, инстинктивно прижатая к груди, при падении не задела пола. Не мешкая, я-не я тут же откатилась, а графиня, ринувшаяся вперед, напоролась на торчащие ножки упавшего седалища и запнулась. Мой двойник, не мешкая, оседлала противницу, несколько раз приложив ее лбом о паркетный пол, подкрепляя действие фразой:

— Запомни, стерва, раз и навсегда: еще раз попытаешься меня убить, и никто в этом мире даже трупа твоего не найдет.

Противница лягалась, царапалась, извиваясь, но молчала. Наконец она прошипела:

— Я тебя все равно уничтожу!

Ее тело начало менять очертания.

Скатившись с Ликримин, я — участница действа — задом начала отползать, а полудраконица-получеловек — оскалившись раззявленной пастью — наступать. Вот она подошла ближе, ее уже не совсем рука, а скорее покрытая чешуей лапа с когтями потянулась к шее. Она приподняла меня над полом:

— Арий мне это простит, — прошипела она, — я сумею убедить его, что все произошло случайно: мы стояли на балконе и мило беседовали, а ты оступилась и, нечаянно перегнувшись через перила, упала и разбилась…

— Он не поверит, — мой голос был сиплый, как у баяна с порванными мехами.

— Поверит, поверит, моя дорогая, я умею быть убедительной, особенно после бурной ночи. Арий тем и хорош, что слишком честный, он и представить себе не может, насколько мы, женщины, коварны…

С этими словами она распахнула балконную дверь, и мое тело полетело вниз…

Пока я наблюдала картину, в голове успела мелькнуть мысль: «Почему мне так фатально не везет на полеты из окон и иже с ними?»

Видение исчезло, воздух вновь стал обретать прозрачность, а в душе поднималась волна ярости: эта стерва, сидящая передо мной, только что меня убила. Графиня, ни о чем не подозревая, аккуратно поставила чашку, солнечный блик пробежал по лезвию ножа.

— Даже не думай! — Я сама не узнала свой голос. Было такое ощущение, что от него может расплавиться броня. А в душе уже все кипело. Злость буквально застила глаза, требуя выхода. Было одно желание — стереть с того, что еще недавно было миловидным лицом, ухмылку заведомой победительницы.

Руки стали наливаться огнем. Языки пламени, плясавшие на открытых ладонях, я воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Захотелось собрать сгусток жара побольше и кинуть прямо в Ликримию.

Противница испуганно вжалась в спинку кресла, когда я, сама не осознавая как, начала закручивать на ладонях огненные торнадо.

— Я признаю свое поражение, — прошипела драконица. Ее глаза расширились от ужаса, и она, тихонько поскуливая, начала вставать, а потом и пятиться к балкону. Боком подходя к двери балкона, аккуратно, не спуская с меня взгляда, нажала на ручку и так же плавно переступила порог, а потом, резко оттолкнувшись уже не ногами, лапами, прыгнула вниз.

Спустя пару мгновений в небо взмыл фиолетовый дракон.

— Кесс, успокойся, успокойся, Кесси, иначе сила выжжет тебя дотла! — Крик Фира проникал в сознание как сквозь вату, мне не хотелось его воспринимать, но пытавшийся меня дозваться был настойчив. — Приди в себя! Вспомни о том, что тебя успокаивает: о доме, семье, отдыхе, я не знаю, море…

Сознание зацепилось за последнее слово… море. Лазурная гладь коктебельской бухты, величественный вулкан Карадаг и Золотые ворота… там мы отдыхали всей семьей несколько лет назад… Воспоминания, как неспешная волна, то накатывали, то отступали прочь, успокаивая.

Огонь на руках начал угасать.

Когда от него не осталось и следа (даже волдырей), таракашка с возмущением произнес:

— Ты что творишь, сумасшедшая? Ты только что чуть себя не угробила и весь замок не взорвала к мракобесам собачьим!

Когда Фир чуть поутих, он соизволил пояснить:

— Знаешь, на месте этой графини я бы, если мог, тоже бы дал деру: создать сердечник огненного торнадо без специальной предварительной подготовки, амулетов, заклинаний, на одной только чистой силе… На это не всякий сильный маг способен. Нужно испытать сильнейшее потрясение, которое напрочь сорвет крышу так, что уже будет наплевать на жизнь, чтобы суметь сотворить такое. Что на тебя нашло?