Валерия Тишакова - Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен!

Больше в этот день мы и словом не перемолвились. Он уже ушел, когда я решила заранее подготовить все документы к завтрашнему дню. Напевая песню о ГПУ, я раскладывала бумаги по папкам, и тут в дверь постучали.

— Да, войдите.

В щель просунулась физиономия Карлы Людвин.

— Лада, деточка, не уделишь мне десять минут?

— Не вопрос! — Я произвела в уме несложные вычисления и продолжила: — С вас пять серебряных.

— За что? — некультурно открыла рот старушка.

— Так время проститутки оплачивается, если вы не знали. Пенсионерам скидок нет.

У нее от негодования аж дыхание перехватило.

— Я пожалуюсь на твою работу ректору!

— Жалуйтесь на здоровье. Хоть в ООН. Мой рабочий день кончился десять минут назад. Сейчас я на вас трачу личное время. Зато вы сможете похвастаться подругам, что спускаете пенсию на любовь за деньги. Только пол не уточняйте.

Пенсионерка пулей вылетела из кабинета, не забыв хлопнуть дверью.

Я уже собиралась уходить, когда в дверь опять постучали. На этот раз на пороге стоял мальчишка с букетом бело-розовых лилий.

— Лада Борисовна?

- Да.

— Это вам. Распишитесь. Спасибо. Всего доброго.

Нести цветы по холоду я не захотела, поэтому поставила их в вазу, с минуту полюбовалась и пошла домой.

Уже утром, собираясь на работу, я вспомнила, чем в прошлый раз обернулся подаренный мне букет. Поэтому дверь приемной я открывала с дрожью. Но если что и изменилось в помещении, то это воздух. Он пропитался запахом лилий. Ну, меня этот аромат не раздражает, даже приятно.

В девять часов пришел Джонатан. Его появление возвестил громкий чих. Простыл? А я думала, зараза к заразе…

— Доброе… Апчхи… утро. Да что ж, апчхи, такое?

Тут его взгляд упал на вазу с цветами.

— Это, апчхи, что?

Только не говорите мне, что у него аллергия на лилии. Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Вот оно — возмездие! Пусть посидит теперь, сопли на кулак помотает.

— Подарок!

— Кому? Апчхи!

— Мне!

Джонатан резко развернулся и направился к себе в кабинет. Хлопок дверью совпал с очередным чихом.

Обед неумолимо приближался.

Граф появился в приемной без десяти двенадцать. Мне стало его даже немного жалко. Глаза слезятся, нос заложен. Но, когда он взял у меня со стола чистый лист бумаги, смял и трубно высморкался в него, жалость как отрезало.

Эверо тем временем потянулся за новой бумагой. Где его воспитание? Или хотя бы носовой платок?!

— Эй! Это договор на целевое обучение!

Чудом успев перехватить лист, я поспешила запереть его в сейфе. Я балдею, дорогая редакция. Я у него что, вроде домашней зверюшки, и стесняться меня не надо? Что дальше? Задницу почешем?

Тут граф душераздирающе вздохнул. Поняла! На публику играем? Ждешь, когда у меня проснутся совесть и сострадание и я выкину лилии? А вот шиш! Я после твоего букетика чесалась. А ты исходи соплями в ответ.

Нет, я имею совесть. Хм, двусмысленная фраза. То ли совесть у меня есть, то ли я ее успешно игнорирую.

Попроси граф вежливо убрать цветы, я бы выполнила его просьбу. Но стоять тут и ожидать, что я, как вышколенная прислуга в его доме, кинусь исполнять его желания по мановению руки? Нет, секретарь — тоже прислуга в какой-то мере, но не горничная ведь!

Тут графу, видимо, надоело, что я не замечаю его страданий. И не успела я и глазом моргнуть, как цветы Вхместе с вазой полетели в окно. Хорошо хоть, телекинезом воспользоваться не забыл, чтобы створки распахнуть.

Я собиралась закатить скандал, но стук в дверь погасил мой порыв на взлете. На пороге стоял вчерашний паренек. Он замялся, увидев зверскую рожу графа, но быстро собрался с духом и перешел к цели своего визита.

— Вам тут открыточка, вчера забыл доставить.

И, развернувшись, шустро ускакал.

Я с любопытством прочитала послание и скривилась: «Дорогой Ладушке, в благодарность за чудесный обед. Родерик». Ладушка, Ладушка-оладушка, блин! Я ненавижу эту песню и не выношу, когда коверкают мое имя. Мне двадцать четыре года! Я взрослая женщина. Живу самостоятельно и сама обеспечиваю себя. Нечего обращаться ко мне как к младенцу! Он бы еще козу на пальцах показал. Если ловец надеялся завоевать мою благосклонность, то он здорово просчитался.

Тут открытку у меня вырвали.

— Знаешь, у меня чешутся руки объяснить этому вредителю, чтобы он свой гербарий икебанистый держал подальше от моего кабинета, — почесав руки, он с недоверием уставился на них. — Точно, чешутся.

Я подошла и повернула его ладони к свету. Ну, точно! Измазался в пыльце и теперь чешется. Знакомая реакция.

На обед мы ушли позже обычного, пришлось сначала навестить медпункт. В воротах нас нагнал Иден.

— Вы обедать? Я с вами!

Семейная трапеза, какая прелесть.

Он издевается? Граф опять привел меня в то же кафе, где мы обедали вчера. Но теперь у меня два спутника.

— Джонатан, второй раз пожрать на халяву не прокатит!

— Зато обслуга теперь на нас не косится. А в другом заведении дрессировку пришлось бы повторять.

Мы сняли верхнюю одежду и заняли угловой столик. Официантка подошла сразу же. Только через секунду она начала принюхиваться. Да, сельдереем от графа разило не слабо. Еще выгонят нас под лозунгом «Со своей едой нельзя». Но, видно, нагоняй вчера был хороший, поэтому, отдав нам меню, она молча удалилась.

Как самый младший, Иден получил право заказывать первый.

— Мне салат из овощей на гриле с кинзой, вот это мясо и бутылку вина. Ай!

Джонатан опустил руку.

— Тебе компот! А будешь возмущаться, заставлю пить теплое молоко с пенкой! Лада?

— Чай и отварное белое мясо.

Пока ждали заказ, Эверо-младший как-то странно на меня косился. Ясно, хочет поговорить, но при отце боится. Вдруг граф протянул руку и вытащил из волос отпрыска какую-то травинку. Через секунду голова Идена мотнулась от очередного подзатыльника.

— Я что тебе сказал? Прекрати портить казенную флору!

Иден уже собирался возмутиться рукоприкладством отца и тем самым вывести скандал на новый уровень, но тут я не выдержала.

— Хватит! — Я стукнула ладонью по столу. — Мы сюда есть пришли! Джонатан, прекрати распускать руки. А ты, Иден, фильтруй, с кем сидишь за столом. Он твой отец! Ты бы еще у него сигарету и презерватив попросил!

Они уставились на меня с одинаковым укором в глазах. Я невольно сравнила их. Почти полные копии, но есть и отличия. Джонатан матерый, а у его сына черты лица более мягкие и плавные, видно, мать разбавила его внешность. Сынок более субтильный, но, готова поклясться, через пару лет он по мышечной массе догонит отца.