ПВТ. Тамам Шуд (СИ) - Евгения Ульяничева
— Давно здесь? — спросил, когда миновали половину пути.
Лагерь имел форму прямоугольника, палатки столпов находились у площади для общих собраний.
— Две недели.
— И что? Гаера видел уже?
Выпь покачал головой. Скулы у него затвердели от этого имени.
У входа в красноверхий шатер стояла охрана. Дуплет, в глиняных масках-окаринах. У одного шесть отверстий-дыхальцев, у другого четыре. Пырились ложноглазые в горизонт. Ко всему одинаково равнодушные, кроме нарушения дисциплины. С Хома Стени прислали, лучших отобрали для Отражения.
Синхронно отпахнули крылья полога и Второй застыл рядом с Третьим под прицелом человекова внимания.
— Что же, — первой опомнилась женщина с короткими, в скобку остриженными коричневыми волосами. — Теперь мы знаем, что Башня не солгала. Я Солтон.
Она подала руку Третьему и тот принял ее. Сжал худое сильное предплечье.
— Юга, — представился хрипло.
Следующим приблизился человек с пятнистым, будто ржой изъеденным лицом.
— Пегий, — сказал отрывисто, хлопнул по ладони Третьего и вновь отошел.
— Сом, — плотный мужчина с широкой улыбкой приветствовал Юга, постучал его по спине. — Вот так, осталось дождаться Башню и привет!
— Башня никогда не спешит, — кисло отметила женщина.
— Но никогда не опаздывает, — весело отозвались ей, и Выпь круто развернулся, остановив дикту в ладони от головы Гаера.
Рыжий только зубы оскалил.
— И тебе привет, пастушок. Вижу, вы с рапцис морено все так же дружны? Похвально.
— Почему мне не снести тебе голову? — медленно проговорил Выпь.
Юга увидел, что Выпь с рыжим Гаером вровень ростом. Раньше, казалось, пастух ниже был.
— Потому что без Башни от Хангар вам не отбиться, — арматор осторожно, ребром ладони, отстранил дикту. — Успеешь, Второй. К столу, господа. Нас ждет горячее.
На Юга же едва глянул, а тот здороваться тем паче не спешил. Встал рядом со Вторым, плечом к плечу. Обменялись взглядами. Гаер поглядел на плашки, сплошной мозаикой укрывающие стол. Со стороны глянуть — шифрованное письмо, но, меняй не меняй ромбы местами, картинка не проявится.
Рыжий ударил стол коленом в брюхо, и из еле видной щели выскочила игла. Арматор уколол палец и шестерни внутри стола зашумели, раскрывая карту.
Лагерь открылся, как на ладони. Обряженье стен, разноцветье палаток, снующие фигуры, ровно из воска лепленные, сгиб реки синевой рядом. Дальше тянулась прозелень лугов, щетка леса, а еще дальше — сплошное золото песка. И песок этот все двигался. Наползал, отвоевывая себе землю Хома.
Гаер резко хлопнул в ладоши.
— Итак, детки, пока я говорю, все молчат. Провести Нум за один тычок Тамам Шуд не может. Сквозняков-петличек в Луте не так много, на пальцы одной руки накинуть можно. Первой волной, лавой, двигаются локуста, те золотоногие твари, как если бы саранчу с лошадью смешать. Локуста — колыбели Хангар, чтоб вы знали. В первую волну они как раз людей и жрут, чтобы силы для движения-рождения иметь. Вынашивают в себе детей, сбрасывают их полузрелыми в облатку из морского соленого песка, греют своим телом. Так те за одну ночь доходят до кондиции, как опара. Новорожденная форма уже способна сражаться. Обычно локуста опрастывается двумя плодами в одном мешке, но выживает один, сильнейший. Вторым питается, из его костей и кожи формирует себе облачение. Выходит из пузыря и занимает место седока на матери-локуста.
…Первую волну они прохлопали. Только Хом Оливы смог оказать достойной сопротивление, благодаря бешеному своему Князю и его железным Птицам, любящим плоть.
Теперь на них двигалась вторая волна. Молодь, еще тупая, но уже сильная, способная. Солдаты. Именно их, как оказалось, встретил на своем пути Юга. Встретил и…
— Закружил, — сказал в ответ на молчаливые взгляды.
Облизал пересохшие вдруг губы, прикрыл глаза. В висках быстро-быстро стучали молоточки.
— Хореограмма, — понимающе протянул Сом в общей тишине, обмахиваясь веером. — Известная вещь. Старик Витрувий еще…
— Так ты их убил? Совсем убил? — Солтон уперла ладони в стол, пригнулась, точно кошка перед прыжком.
Глаза и рот у нее были длинными, темными.
— Я их сбросил, — сказал Юга, найдя слово, родственно близкое тому, что он совершил с золотыми татями. — Увел в воронку.
Столпы переглянулись. Гаер не казался удивленным. Скорее, удовлетворенным.
— Почему мы не можем выставить его одного и тем самым сберечь людские жизни? — в лоб спросила Солтон, резко, как пружина, распрямляясь.
Пегий кашляюще рассмеялся, но промолчал. Гаер же весело отозвался, поскребывая бритый висок.
— Потому, дорогая, что один танец одного Третьего ведет за собой перебор всего Лута. Ты этого не видишь, не чуешь в силу своей толстокожести, но это — есть. А у нас нет гарантий, что в ответ Лут не выльет нам на голову что-то пострашнее Нума.
Солтон покачала головой. Указала подбородком на Второго.
— А с ним что?
— А это поющая машина для совсем особых случаев, драгоценная моя.
Солтон оскалила крепкие желтые зубы.
— Так на кой хрен они нам вообще сдались?
— На тот хрен, — отозвался Юга, поднимая пламенные, злые глаза на женщину, — что я извел троих, а ты Хангар только на картинке видела. Побереги силы, воительница.
Солтон фыркнула, как строптивая лошадь.
— Смело говоришь, Третий.
— А ты много пустого болтаешь, — не остался в долгу Юга.
— Будет вам, — вмешался Сом, примиряя спорщиков, — враг общий, так и справляться надобно сообща, одним плечом. Неизвестно еще, как его бить следует.
— А вот Второй знает, — вклинился Гаер, указывая на сосредоточенно изучающего многосуставчатую карту Выпь.
Тот кивнул, не поднимая глаз.
— Я знаю, — подтвердил голосом. — Я читал. Вспомню, расскажу.
Печати Памяти из головы никуда не ушли, но чтобы раскрутить их, коснуться мысленно еще раз — требовалась пара дней.
Гаер потянулся, расправил плечи.
— Ну что, братва? Есть у нас порох в пороховницах? Раскатаем песок в стекло? Главное — не дать им роздыху на новую форму. Бить. Сырыми жрать.
Глава 16
Хом Гаптики, значит. Михаил потер свежевыбритый подбородок, краем глаза присматривая за Лином. Парень крутился около, прижимал локтем сумку.
Плотников бы выдержал постельный режим еще неделю точно, но Первый рвался в бой. Останавливать его было все равно что отговаривать Машку от ночных посиделок на крыше.
Так и сложилось, что уже на третий день после той кухонной беседы Иванов и Оловянный стояли в порту, ожидая посадку. Лин еще белел тонким костяным фарфором, напросвет. Но спину держал прямо, подбородок тянул вверх и взгляд имел самый решительный. Михаил только вздохнул — не отпускать же одного.
За домом вообще и кошкой в частности должна
