Троянский кот - Далия Мейеровна Трускиновская
— Ну, пусть будет так.
Гость оживился, мигом оказался в другом углу гостиной, круглый карточный столик едва ли не по воздуху перепорхнул к камину, свечи в серебряных подсвечниках зажглись, хотя купец не понял, как это произошло.
— Господин позволит мне присесть? — и тут же обитый красной кожей табурет оказался у столика, гость же опустился на самый край с изяществом человека светского, раскинув полы черного кафтана.
Карточная колода появилась в его руке, замелькали картинки, полетели на инкрустированный дорогим деревом натюрморт — заморские пташки и цветы. Длинными пальцами гость перемещал карты, одни переворачивал, другие откидывал, и, наконец, заговорил прерывающимся голосом, как если бы пытался разглядеть вдалеке образы грядущих событий:
— Ночь… беспросветная ночь… ветер гонит черные тучи… море гудит и ревет… корабль борется с пучиной… вот лопнул кливер, корабль стремительно разворачивает носом к ветру… Подкатившая волна подхватывает корму, и рулевому уже не удержать судно от губительного крена…
Голос гадальщика был настолько зловещим, что герр Штейнфельд содрогнулся. Он слушал — и картина бедствия вставала перед ним так ярко, как будто он отворил окно, выходящее на море.
— Люди на палубе суматошно хватаются за леера и снасти, чтобы не быть смытыми за борт, — продолжал гадальщик. — Но вот судно развернуло носом к ветру и фок лег на мачту, хода нет — судно неуправляемо! Удар волны — и рвется брас, рей разворачивает и стряхивает людей, посланных на мачту, на уборку фока…
В ушах купца возникло все это — и вой ветра, и крики людей, он даже узнал знакомые голоса — или ему показалось? Наваждение возникло — и тут же пропало.
— От удара реем рвутся бакштаги и ванты, и уже ничто не удерживает мачту… Мачта с диким треском начинает ломаться и падать на палубу увлекая за собой такелаж, людей, рангоут. Отломавшаяся стеньга вместе с салингом разбивает штурвал — это начало агонии, никто не выйдет живым! Этот корабль никогда не вернется в гавань… Все, карты больше ничего о нем не скажут, — завершил гость и, собрав колоду спрятал ее в карман.
— Что это за судно? — взволнованно спросил герр Штейнфельд.
— Названия мне карты не сообщили. Но господин может быть уверен, что это судно приобретено в Голландии и шло с грузом дорогих вин и добротного английского сукна, — отвечал гость. — Не пройдет и шести недель, как предсказание мое сбудется, но знаете ли, та сила, которая заведует предсказаниями, весьма хитра… господин ведь не откажется заплатить мне тем, что и без моей просьбы должно покинуть его дом, да еще к его великой радости?
— Как только предсказание ваше сбудется, приходите за платой, — сказал купец, стараясь не показывать своей безумной радости, — и я буду щедр с вами — разумеется, в разумных пределах.
Он уже отдался арифметическим размышлениям — если корабль соперника Вайскопфа погибнет, то как это повлияет на цены и что следует сделать, чтобы воспользоваться прыжком цен.
— Спокойной ночи, герр Штейнфельд, — сказал, кланяясь, гость.
Хлопнула дверь.
Купец, выведя в голове цифры, приятные его сердцу, немного успокоился и долго смотрел на деревянные цветы и пташек. Дерево многоценных и неизвестных ему пород было розовым и зеленоватым, взгляд купца — уже полусонным, и удивительно ли, что очертания смазались, поплыли, и на поверхности столика заплескалась морская вода? Купец смотрел сквозь нее, как будто стоял на песчаной отмели, и вдруг увидел скользящих над самым дном крошечных рыбок…
Господин с черной повязкой меж тем оказался на другом конце города, у дверей кабачка.
Внизу был такой шум, что хоть уши затыкай, — это матросы в последний раз пировали на берегу перед долгим плаваньем. Наутро из порта выходили два судна — «Габриэль Шторм» и «Прекрасная Эльза». Новый хозяин «Габриэля», герр Вайскопф, не пожалел денег на пирушку, чтобы плаванье было удачным.
Погребок был длинным, поделенным на отсеки, в каждом отсеке стоял стол, за каждым столом помещалось до дюжины человек. Наверху, под самым потолком, были узкие окна с цветными стеклами, выходившие на улицу. Господин с черной повязкой нагнулся к одному — и от его пристального взгляда стекло сделалось прозрачным.
Внизу шел обычный для пирушки мужской спор — одни собрались уходить, другие их удерживали.
Уйти решили капитан «Габриэля Шторма» и его молодой помощник, носивший, по странному совпадению имя Габриэль. Капитан был уже немолод, пил мало, да и не хотел мешать беззаботному веселью команды. Все знали, что в море он будет строг, и того, кто позволит себе лишнее, ждет суровая порка. Но на берегу, да еще в последнюю ночь, он был добр и потратил на пирушку почти все деньги, данные добрым герром Вайскопфом.
Помощник, Габриэль, решил хотя бы три-четыре часа поспать, чтобы утром, при отплытии, быть бодрым и командовать звонким голосом. Он знал, что девушки придут провожать корабли, и хотел, чтобы нареченная видела, какой он лихой моряк.
— Ступайте, ступайте, — сказал им вслед господин с черной повязкой. — Не вы мне нужны…
И капитан с помощником ушли по узкой улочке, скрылись за углом. Немного погодя вышли трое матросов, люди семейные, не желавшие из-за лишней чарки вина ссориться с женами.
Некоторое время спустя господин с черной повязкой бесшумно спустился вниз. Он увидел то, что и желал увидеть, — шесть человек команды спали за столом, а один, старый боцман Франс, сидел перед пустой кружкой, вздыхал и бормотал:
— А ведь как все хорошо начиналось… Всего лишь двух талеров не хватило, всего двух талеров… Ну, что это за нелепое состояние — выпить меньше, чем требует душа?..
Душа у боцмана Франса требовала обычно куда больше, чем позволял кошелек. Если же каким-то чудом деньги на выпивку находились, то совершенно счастливый боцман попадал в очередную историю и становился героем всего порта. Правда, сам он обычно подробностей не помнил, но находилось множество свидетелей, умеющих и желающих рассказать ему, что именно он натворил и какие последствия это возымело.
Однажды возвращаясь на корабль в том блаженном состоянии, которое достигается только большим количеством хороших горячительных напитков, наш боцман почти благополучно добрался до порта и судна, при этом ничего себе не повредив и никому ничего не попортив. И тут он совершил открытие — на корабль вело два трапа! Немного подивившись этому событию и не желая обременять себя муками выбора, Франс закричал:
