Враг народа. Академия красных магов (СИ) - Блум Мэри

БЭМ, БЭМ, БЭМ… Мне от всех этих БЭМ уже хотелось сделать БУМ головой прямо об ограждение, куда упирались ноги.

— Что такое этот БЭМ? Объясните наконец!

— Боевой эквивалент магии, — отозвалась Роза.

Ага, спасибо — мне теперь все понятно… Я уже и сам понял, что тут все измеряется в БЭМах. Но как узнать сколько их, например, в одном ударе?

— Ну а десять БЭМ это вообще сколько?

Не спеша с ответом, Генка огляделся по сторонам и, удостоверившись, что, кроме меня, никто не смотрит, сжал руку в кулак, по которому мгновенно разлилось уже знакомое синее свечение. Следом он впечатал кулак в ограждение — и то аж дрогнуло.

— Вот это было десять БЭМ, — пояснил друг, — или что-то около того. На двадцатке она бы погнулась…

— Что ты творишь? — проворчала с другой стороны Роза.

— А как ты это сделал? — быстро спросил я.

— Как и утром, — Генка пожал плечами. — Просто чувствуешь свою энергию, фокусируешься на цели и выплескиваешь энергию со всей силы. Тут не надо ничего воплощать, просто представь, как выплескиваешь энергию, и она потечет сама. Гипотетические сто… Это ж ужас как много! — ободряюще добавил он.

— Отведенное время для ударов одна минута, — громко известил с арены Рогозин, показывая на огромный секундомер, подвешенный к столбу чуть ниже табло. — Начинаем, — торжественно закончил он, и цифры в ячейках с треском провращались до трех нулей.

Казалось, оживление на зрительских скамейках достигло пика. Все глаза уставились на песок — воодушевленно у не сдающих экзамен и крайне обеспокоенно у тех, кому сейчас предстояло его сдавать. Чеканя шаг, Рогозин ушел под преподавательский навес, а его место тут же занял мужчина в строгом костюме, с небольшой бородкой и длинным списком в руке.

— На арену приглашается, — торжественно зачитал он, — Голицын Станислав.

Роза рядом облегченно выдохнула.

— Ну хоть здесь не по алфавиту…

Быстрым пружинящим шагов Голицын выскочил на песок и приблизился к мужчине. Тот что-то ему сказал, а затем показал встать около края стола — на том же расстоянии до манекена, с которого бил Рогозин. В следующий миг стрелка секундомера побежала, начав отведенную минуту. Не став брать пистолет, Голицын поднял руку, напряженно свел брови — и из его ладони, как из печи, полыхнуло ярко-красное пламя. Пляшущие языки яростно обрушились на манекен, кусая сверкающую на нем броню. Однако гудение уловителей звучало гораздо слабее, чем до этого у Рогозина. Когда через пару секунд пламя исчезло, манекену не было нанесено ни малейшего ущерба — очевидно, броня не только подсчитывала итоги, но и защищала его. Тут же на табло с треском прокрутились цифры, показав “44”.

— Если бы бил не издалека, — заметил Генка, внимательно наблюдая за происходящим, — удар вышел бы сильнее…

Голицын еще усерднее свел брови и выставил руку, готовясь выбросить новый поток огня. Стрелка гигантского секундомера бесстрастно бежала по кругу, в то время как табло суммировало силу всех ударов, с треском меняя результат после каждого. Ему потребовалось три раза выпустить пламя, чтобы превзойти отметку в сотню БЭМ. Когда это произошло, стрелка внезапно остановилась на тридцати четырех секундах, а вместе с ней и его экзамен.

— Хорошо или плохо? — спросил я.

— Отлично, — Генка аж стиснул зубы.

Победно расправив плечи, Голицын удалился в открытые под трибунами ворота, откуда хозяйственники до этого выносили стол и манекен. С уже знакомым треском ячейки табло обнулились, готовые к новому раунду.

— Зорин Валентин, — зачитал следующее имя мужчина со списком.

— Так и думал! — хмыкнул рядом Генка. — Тут тоже вызывают по алфавиту, — сказал он Розе. — Только сначала идет алфавит для династий, а потом пойдет алфавит для всех остальных. Видимо, это два разных алфавита…

Между тем на арену спустился худой бледный парень с гордой осанкой. Получив инструкции, он встал у края стола и без раздумий взял черный пистолет, который тут называли преобразователем. Секундомер начал отсчет времени. Зорин поднял руку, прицелился и выстрелил. Из дула ярким синим потоком вырвалось уже знакомое сияние и ударило манекена в грудь — как раз туда, где у живого человека было бы сердце. Однако, несмотря на меткость, уловители еле загудели, а на табло сменился лишь один последний ноль, выводя “9”. По трибунам мгновенно пошли смешки.

— Мельчают Зорины… — кто-то едко заметил сзади.

— Даже стихии, похоже, нет… — вторили вдогонку.

— Позор для такой династии…

Не обращая ни на кого внимания, парень продолжал невозмутимо спускать курок. С каждым новым выстрелом его рука подрагивала от напряжения все сильнее, как бы намекая, что чем дальше, тем сложнее. Однако стрелял он весьма метко, раз за разом попадая в воображаемое сердце. Когда он достиг сотни БЭМ на табло, стрелка секундомера показывала пятьдесят две секунды. Чтобы сдать экзамен, ему потребовалось одиннадцать выстрелов.

— А это плохо, — прокомментировал Генка. — Но хоть уложился в минуту. А то б совсем позор…

— Не так уж и плохо, — тут же возразила Роза. — Если подумать, у него каждый удар занял гораздо меньше времени, чем у Голицына, а ведь это с пистолетом. На чистой энергии…

— Вот только удары слабенькие, — хмыкнул Генка.

Тем временем мужчина со списком продолжал вызывать студентов. Довольно часто, срываясь с ладоней, в манекен били потоки огня, сверкающие молнии или ледяные стрелы. От некоторых ударов словно вибрировало пространство. Зрелище и правда завораживало — казалось, что человек подчинил природу. Но и пистолетом тут пользовались часто, выпуская в манекена одинаковое синее свечение. Меня это завораживало не меньше, однако остальные зрители в такие моменты откровенно скучали.

Около половины будущих первокурсников в минуту не уложились, не сумев суммарно ударить на сотню. Как только стрелка секундомера делала полный круг, их экзамен заканчивался — неважно на сорока или девяносто БЭМ. “Добрая” публика провожала всех провалившихся насмешливыми выкриками и свистом. Могу поспорить, половина насмехающихся и сами в свое время этот экзамен не прошли. Злорадство — отличная маска для собственных неудач.

Из дула пистолета вылетела очередная светящаяся синяя волна. Глядя на нее, я развернул ладонь, стараясь представить и внутри себя этот синий поток, как он бежит по венам, бьется под кожей, рвется вперед, чтобы вылиться в мою ладонь… И опять ничего не выходило, словно не было утренней тренировки с Генкой, где у меня получилось. Вокруг снова свистели трибуны, радуясь чужой неудаче. Повсюду раздражающе скрипели скамейки. Хмурясь, я уставился на ладонь и напряженно расправил ее, ожидая магии. Ну же! Где эта чертова синева? Бежит, бурлит под кожей, срывается в мои пальцы…

И снова ничего. Уже хотелось с досадой треснуть об ограждение.

— Сильно стараешься, — Генка заметил мои потуги. — Энергия должна течь естественно. Без внутренних препятствий. Это как дышать, ты же не делаешь усилий, чтобы дышать…

— Островская Ева, — громко зачитал мужчина со списком.

Уже знакомая угловатая девчонка боевито выскочила на арену и встала напротив манекена, глядя на него так, что ему бы никто из зрителей не позавидовал. Когда побежало время, она резко вскинула руку, метя болванке прямо в голову. Между ее пальцами промелькнул яркий искрящий разряд, будто там взорвалась лампочка. Дернув ладонью, Островская пульнула мощную сверкающую молнию в манекен. Он мигом заискрил — так, что, казалось, ему вот-вот разорвет голову. Тут же над ареной громко загудели уловители. Цифры протрещали на табло и остановились, выдав “52” — пока что самый сильный студенческий удар за сегодня. На зрительских скамейках одобрительно зашептались.

Ева на арене продолжала кидаться разрядами так, словно манекен чем-то перед ней провинился. Однако второй удар вышел слабее первого, немного не добрав в сумме до сотни. Поморщившись, она вновь вскинула руку и наконец сдала экзамен — за двадцать семь секунд, превзойдя Голицына, чей результат до этого был лучшим. Нахально отсалютовав в сторону навеса, под которым сидела сестра, она удалилась к воротам под трибунами.