Генри Олди - Снулль вампира Реджинальда

– Да это ж упыри! Кровососы! Чего их жалеть?!

– Ага. А душа все едино болей.

– Людям польза будет! Еще и денег заработаете. Вы же хотели разбогатеть?

– Так оно да. Ваша правда есть... – неуверенно протянул старик.

Он задумался и подвел итог:

– Но этот дрянь так-не-так выпускай надо.

– Погодите! Фон Тирле очень просил показать ему снулля перед освобождением. Он его ни разу не видел. Мы договорились встретиться возле склепа, перед рассветом.

Теоретик от возбуждения вскочил, как юноша.

– Я должен при этом присутствовать! Идемте скорее!

– Хорошо, – кивнул покладистый морфинит. – Старый Икер идти вместе с сударики, нести снулль. Только шляпа надеть и муравейный сок взять. Когда такой злющий снулль нести – муравейный сок ой как потребен...

– Ну, и где он?

Кладбище утопало в тумане. Все вокруг залило овсяным киселем. Словно ранние пташки угодили в Межмирье, в Область Разделяющей Мглы. Рукотворными утесами торчали верхушки надгробий и памятников. В десятке шагов темнела каменная туша склепа – жилища Реджинальда фон Тирле.

Вампир не спешил объявиться.

Предрассветье – смутное время суток. Ночная темень поредела, истончилась, сделалась зыбкой и лживой. Луна убралась на покой, звезды погасли, а солнце медлит выбраться из-за горизонта. Очертания предметов сливаются в серую муть; она идет рябью, мороча зрение.

А тут еще бессонная ночь, глаза слипаются...

Венатор мазнул ладонью по листьям упокойника, мокрым от росы. Провел по лицу, стирая сонную одурь. Рядом зябко передернул широкими плечами приват-демонолог. Вроде, и лето в разгаре, а сыро, муторно, озноб пробирает. Ловец снуллей присел на корточки в узком ущелье между двумя мемориальными стелами. Его черная шляпа плавала на поверхности туманного моря.

Старик чувствовал себя не в своей тарелке, но крепился.

– Он боится. Жаждет увидеть снулля, но не может преодолеть страх.

Голос Кручека звучал сипло, как у простуженного.

– Судя по тому, что ты рассказал нам по дороге, его фобия очень сильна.

– Я пробую его нащупать, – буркнул Фортунат. – Наверняка где-то рядом прячется...

Охотник на демонов раскинул «Волчью сеть», накрыв изрядную часть погоста. Возле склепа мигом обнаружился силуэт, тускло мерцающий некро-эманациями. Ощутив касание сети, вампир с беспокойством зашевелился.

– Сударь! Я вас нашел, стукали-пали! – венатор нарочно избрал насмешливый тон. Если в фон Тирле сохранились хотя бы остатки гордости, это подействует. – Выходите. Ваш снулль ждет вас.

Пару секунд фон Тирле колебался: в прямом и переносном смысле слова. Затем он расплылся кляксой и исчез. Забурлил туман, вспух белесыми клубами – миг, и из них соткалась фигура Реджинальда во плоти.

Вампир был сконфужен.

– Вы пунктуальны, господа. Приношу свои извинения, что заставил вас ждать. Итак, могу ли я увидеть?..

– Можете. Сударь Тирулега, прошу вас.

– Добрый утро, сударик. Вот, любовайтесь.

Морфинит вынырнул из тумана. Благодаря мучнистому цвету лица и черному балахону, он смахивал на восставшего мертвеца больше, нежели Реджинальд.

– Тут, в экзипула. Не бояться, он в заключений.

Тирулега поднял радужную плетенку со снуллем, дабы вампир мог как следует рассмотреть пленника. Медля приблизиться, до пояса утопая в грязно-сизой мгле, фон Тирле пошел по кругу, оставляя старика с его добычей в центре. Снулль в плетенке нервно зашевелился. Тварь невпопад моргала четырьмя глазами. Казалось, уже взошло солнце, и свет терзает снуллевы гляделки.

Обойдя ловца, вампир двинулся на второй круг.

На третий.

Четвертый.

Это напоминало детскую игру в «карусельщика».

Старик вертел головой, выворачивая ее едва ли не на сто восемьдесят градусов. Снулль все больше нервничал, сплетая щупальцы в узлы. Тело его начало пульсировать в странном, завораживающе-опасном ритме. Из бородавок выступило по капельке жгучего яда.

Капли ярко блестели.

– Не зевай, Фарт, – шепнул приват-демонолог. – Возможно, мы – первые свидетели подобной встречи!

Венатор молча кивнул, наблюдая за развитием событий.

– Не такой уж ты и страшный... – бормотал меж тем фон Тирле.

Его качало, словно пьяного. Мертвые не потеют, но сейчас пот градом тек по лицу вампира. На бледных скулах вспыхнули красные, как у чахоточного, пятна. Синяя жилка билась на виске, грозя прорвать кожу.

– Столько лет... какая-то жалкая медуза!.. летучий мухомор!..

Вампир начал сужать круги.

– Добро пожаловать, мучитель!.. теперь я знаю: знаю!..

Тихонько, по спирали, он подбирался к снуллю.

– Больше не запугаешь, нет...

Фон Тирле все еще отчаянно боялся. Ужас сковывал движения. Члены холодели, будто из упыря высосали краденую, чужую кровь, согревавшую неживое тело. Но сердце колотилось, толкая на безумство: вперед! вперед!..

– Вы не намериться кусать меня, сударик?! – обеспокоенно поинтересовался ловец снуллей.

– Он не укусит, – заверил морфинита охотник на демонов.

– Вы точно говорить?

– Да. Пусть только рот разинет! Испепелю на месте.

– Я надеять на вы, – с достоинством ответил старик.

В этот миг вампир пересек незримую черту, за которой ждал настоящий кошмар.

– Йи-и-и!

Снулль в «клетке» вдруг начал расти, распухая, как тесто на дрожжах. Разинув клюв, спрутомедуза издала визг – жуткий и пронзительный. У всех заложило уши. Под давлением чудовищного звука даже туман опал липкими комьями, стремясь вжаться в спасительную землю.

В глубинах могил возникло эхо.

Надрывное, стонущее, оно толкалось в подошвы.

Венатор с трудом удержался на ногах. Разбудил снулль кого-то в потаенных недрах кладбища, сотряс землю или просто ввел людей в обман подлой иллюзией – этого Фортунат не знал. Он знал другое: происходящее напоминало сон. Только во сне хочешь бежать и не можешь.

Плетенка затрещала. Три щупальца твари прорвались наружу. Тирулега вскрикнул от боли. Выронив распадающуюся экзипулу, старик схватился за руку, обожженную зловредным снуллем.

– Тахтомыз! – выругался он. – Хуртыг н'ё! Пактук гырх!

Визг рухнул вниз на целую октаву, если не на две. Он перешел в нутряной вой, превратив желудки слушателей в комки льда – и схлынул. Фон Тирле прирос к месту, не в силах пошевелиться. Более всего вампир походил на могильный памятник, у которого украли постамент. Старик же, напротив, пятился к склепу. Чувствовалось, что лучше всего Тирулега чувствует себя возле какой-нибудь стены.

А еще лучше – подальше отсюда.