Роберт Джордан - Око Мира

— Готов поменяться с ним, — произнес тихонько Мэт Ранду. Лан пронзил обоих острым взглядом. Мэт потупился, его бросило в краску.

— У каждого из нас своя доля в Узоре, Ингтар, — твердо сказала Морейн — Отсюда мы должны плести свои нити порознь.

Ингтар склонил голову — хотя и не такой низкий поклон, насколько ему позволяли доспехи.

— Как вам угодно, Айз Седай. Теперь я должен оставить вас и скакать во весь опор, чтобы успеть к Тарвинову Ущелью. Там, по крайней мере, мне будет... позволено встретить троллоков лицом к лицу.

— Вы на самом деле этого так хотите? — спросила Найнив. — Сражаться с троллоками?

Ингтар бросил на нее недоуменный взгляд, затем перевел взор на Лана, будто бы Страж мог что-то объяснить.

— Это дело моей жизни, леди, — медленно произнес командир сотни. — Это то, зачем я живу. — Он поднял руку в латной рукавице, обратив ее ладонью к Лану: — Суровайе нинто маншима тайшите, Дай Шан. Да покровительствует мир твоему мечу.

Развернув лошадь, Ингтар поскакал на восток, следом за ним — знаменосец и сотня конных воинов. Они шли неспешным. размеренным походным шагом, таким одетая в броню лошадь скачет не быстро, но далеко.

— Как странно они говорят, — сказала Эгвейн. — Почему они так говорят? Мир?

— Когда что-то знаешь не иначе как во сне, — ответил Лан, пришпоривая Мандарба, — это становится больше чем талисманом.

Ранд, проехав за Стражем мимо пограничного столба, повернулся потом в седле, провожая взглядом исчезающих за голыми деревьями Ингтара и его конников. Затем из виду пропал пограничный столб, потом — проглядывающая над деревьями последняя из башен на вершинах холмов. Совсем скоро они вновь оказались в одиночестве, направляясь на север под безлистным пологом леса. Ранд погрузился в настороженное молчание, и на этот раз даже Мэт ничего не говорил.

Этим утром ворота Фал Дара распахнулись на заре. Из Восточных Ворот навстречу солнцу — пока еще красной щепочке над деревьями — выехал верхом Лорд Агельмар в доспехах и шлеме, как и все его солдаты; бились на ветру стяги с Черным Ястребом и с Тремя Лисицами. Стальной извивающейся змеей, подчиняясь конным литаврщикам, колонна — по четыре в ряд — вытекала из города. Агельмар во главе колонны скрылся в лесу еще до того, как хвост ее покинул цитадель Фал Дара. На улицах не слышно было приветственных возгласов, лишь грохотали барабаны да щелкали на ветру знамена, но глаза солдат решительно глядели на встающее солнце. Дальше к востоку эта стальная змея сольется с другими: с колоннами из Фал Морана, возглавляемыми самим королем Изаром вместе с сыновьями; из Анкор Дейл, который охранял Восточное Пограничье и защищал Хребет Мира; из Мос Шираре, из Фал Сиона, из Камрон Каана, и из других крепостей Шайнара, больших и малых. Объединившись в еще более громадную змею, войска повернут на север, к Тарвинову Ущелью.

В то же самое время из Королевских Ворот в сторону Фал Морана начался иной исход. Повозки и фургоны, люди верхом и пешие, гоня свой домашний скот, неся на спинах детей, лица — мрачные, как это холодное утро. Никому не хотелось бросать свой дом, быть может навсегда, и чувство утраты замедляло их шаг, однако страх перед тем, что приближалось, подгонял беженцев, поэтому люди двигались будто порывами: то еле переставляли ноги, затем бежали дюжину шагов, чтобы вдруг опять начать брести, шаркая ногами по пыли. Некоторые останавливались посмотреть, как изгибающаяся линия закованных в доспехи солдат втягивается в лес. Надежда вспыхивала в глазах у людей, губы тихо шептали молитвы, молитвы за солдат, молитвы за них самих, а потом они опять поворачивались и плелись на юг.

Самая маленькая колонна вышла из Малкирских Ворот. В крепости остались те немногие, кому суждено было остаться, — солдаты и те старики, чьи жены умерли, а выросшие дети вершили свой медленный путь на юг. Последняя горсточка, так как, что бы ни случилось у Тарвинова Ущелья, Фал Дара не падет незащищенным. Впереди этой колонны шла Ингтарова Серая Сова, но на север отряд вела Морейн. Самая важная колонна из всех и самая отчаянная.

По меньшей мере час с того времени, как отряд Морейн миновал пограничный столб, ни в окружающей местности, ни в лесу не было заметно никаких изменений. Страж вел отряд энергичным шагом, таким быстрым, какой могли выдержать лошади, но Ранд все недоумевал, когда же они доберутся до Запустения. Холмы стали немного выше, но деревья, стелющиеся растения, кустарник ничем не отличались от тех, что он видел в Шайнаре: серые и все, как один, без листвы. Ранд почувствовал, что стало теплее, настолько теплее, что он перекинул плащ через переднюю луку седла.

— Это самая хорошая погода, что мы видели за целый год, — заметила Эгвейн, движением плеч сбрасывая плащ.

Найнив покрутила головой, хмурясь и словно бы прислушиваясь к ветру:

— Что-то не так.

Ранд кивнул. Он испытывал схожее ощущение, хотя не мог выразить, что именно он чувствует. Непорядок заключался совсем не в первом тепле, что за этот год он ощутил в воздухе; более чем просто было понять: так далеко к северу не может быть столь тепло. Чувствовалось еще что-то неуловимое. Должно быть, это и есть Запустение, но местность вокруг была той же самой.

Солнце взобралось выше, — красный шар, который не мог дать столько тепла, хоть на небе ни облачка. Чуть погодя Ранд расстегнул куртку. По лицу тонкой струйкой побежал пот.

Ранд оказался не одинок. Мэт совсем скинул куртку, выставив напоказ золоченый кинжал с рубином, и утирал лицо концом шарфа. Прищурившись, он заново обмотал шарф узкой полосой над глазами. Найнив и Эгвейн обмахивались; скакали они тяжело, будто поникнув от жары. Лойал полностью расстегнул свою тунику с высоким воротом, рубашку — тоже; у огир поднималась посередине груди узкая полоска волос, густых, будто мех. Он пробормотал всем извинения.

— Вы должны извинить меня. Стеддинг Шангтай в горах, и там прохладно. — Его широкие ноздри раздувались, втягивая воздух, который с каждой минутой становился теплее. — Мне не нравятся эти жара и влажность.

И в самом деле, было сыро, как вдруг дошло до Ранда. Ощущение было таким, будто он дома, в Двуречье, забрался в разгар лета в глубь Трясины. В тех топких болотах каждый вдох словно проходил через пропитанное горячей водой шерстяное одеяло. Здесь влажной земли не было, — лишь несколько прудков и ручейков, тонких струек, обычных для того, кто привык к Мокрому Лесу, — но воздух всем напоминал Трясину. Один лишь Перрин, все еще в куртке, дышал легко. Перрин и Страж.

Кое-где на деревьях — не вечнозеленых — виднелись считанные листья. Ранд решил было потрогать веточку, потом замер, не дотянувшись до листьев. Блеклую желтизну испещряли красные пятнышки молодой поросли, и на желтом выделялись черные крапинки, как от какой-то болезни.