Светлана Ст. - Выродок

— Не всякая, — юноша хмыкнул, — знаю я одну чокнутую истеричку, она за меня не пойдет под страхом поцелуя дементора! Она меня считает фашистом! Фашисты – это…

— Я знаю, кто такие фашисты…

Драко вдруг испугался, сам не зная чего. Голос Кэрригана звучал тускло и невыразительно, а его лицо побледнело и исказилось, словно от сильной боли.

— Лайонел, что случилось? – быстро спросил юноша. – Тебе плохо? Целителей позвать?

— Нет, — казалось, что каждое произнесенное слово доставляет Кэрригану невыносимую боль. – Я в порядке. Я благодарен тебе за то, что ты захотел разделить мое одиночество хоть на несколько часов…

— Не часов, а…

— Я понимаю. Но выслушай меня, пожалуйста, и постарайся честно ответить на вопрос. С тех пор, как мы с тобой разговаривали первого января, ты хоть с кем‑нибудь спал?

— Нет, — Драко смутился, — но какое это имеет значение?

— Ты сейчас как чашка, наполненная до краев, — не возражай мне, я старше и многие вещи понимаю лучше, чем ты! Тебе очень нужна любовь, и первый, кто ее тебе подарит, во многом определит твою жизнь. А я сейчас не считаю себя вправе определять твою жизнь! – Кэрриган закусил губу. — Если бы ты пришел ко мне до того, как со мной… как я стал оборотнем, — я бы рискнул. Даже если бы мы встретились всего один раз – я бы постарался сделать так, чтобы ты никогда не пожалел об этом. Но сейчас… все слишком сильно изменилось… Я не могу…

— Лайонел, мне абсолютно неважно, что ты оборотень! – юноша почувствовал, что краснеет, и порадовался, что из‑за ожогов этого не видно. — Почему ты мне не веришь?!

— Дело не в моей вере. Просто я боюсь, что испорчу твою жизнь…

— Ты не…

— Давай прекратим этот разговор! – такого резкого тона Драко никогда прежде не слышал от Кэрригана. – Я верю, что сейчас ты говоришь совершенно искренне, но сути дела это не меняет. Предлагаю вернуться к этому разговору месяца… скажем, через три, — если ты, конечно, захочешь. А пока веселись, развлекайся, встречайся с кем пожелаешь – живи в свое удовольствие! Это мой приказ, и если ты его не выполнишь, то никакого разговора у нас не будет. Если три месяца спустя ты все еще не перестанешь думать обо мне так, как теперь, — приходи! В жизни бывает всякое – вдруг и вправду у нас может что‑то получиться?

— Значит, три месяца спустя? День в день? Я напишу тебе накануне, и ты назначишь место и время встречи.

— Да. Но повторяю еще раз: следующие три месяца ты должен веселиться на всю катушку и спать с кем захочешь, иначе я не буду с тобой говорить…

— А если я не захочу ни с кем спать?

— Захооооочешь! – Лайонел поднялся со скамейки. – Можешь мне поверить… И, кстати, подумай о том, когда ты будешь готов передать мне права вутргрита.

— Кого?

— Вождя оборотней. Или ты сам хочешь править ими?

— Только этого не хватало! Но я не хочу, чтобы и ты якшался с этими нелюдями!

— Я сам теперь нелюдь, Драко, и готов принять свою судьбу. Ты не имеешь права выбирать за меня, даже если действительно меня любишь, а я все решил.

— Но, может быть, ты передумаешь…

— Я не передумаю, Драко, — Кэрриган усмехнулся грустно, но уверенно. – Я не хочу тебя торопить, но имей в виду: ты победил Грейбека, пережил Волдеморта, встречу с диким драконом и Туннели. Твои подданные очень заинтересованы в том, чтобы такой удачливый вождь, как ты, долгие годы правил ими и искренне заботился об их интересах. И покусать своего вожака–человека закон оборотням не запрещает…

— Но как же ты…

— А я уже нелюдь, мне терять нечего.

— А как же твои родители? О них ты не думаешь?!

— Когда я пришел в себя в больнице, то узнал, что они прислали мне письмо. Я надеялся… уже неважно, на что я надеялся. Отец написал, что укус оборотня – это заслуженная кара за мой грех. Когда родные узнали, что меня зачислили в Ридли–Холл, то написали мне, что не сомневаются: вскоре Церковь избавится от чар, которые я наложил на ее руководителей, и меня с позором выгонят. Но, так или иначе, сейчас я уже решил, что буду дальше делать в жизни. Ты можешь мне помочь – а можешь и помешать. Так что ты выберешь?

Юноша закусил губу, признавая свое поражение. Он отчаянно хотел уберечь Лайонела от выбранной им судьбы, но не знал, как это можно сделать.

— А когда ты будешь готов принять обязанности этого бртага? – спросил Драко безнадежно.

— Не бртага, а вутргрита. Ты передашь мне свои права только после того, как выучишь абсолютно все, что, согласно законам оборотней, вутргрит обязан говорить и делать на этой торжественной церемонии. Я не шучу: если во время ритуала передачи прав кто‑то из нас что‑то напутает – последствия могут быть чудовищными. Мы рискуем не только нашими жизнями – оскорбленные в лучших чувствах вервольфы могут начать новую войну с людьми… И, кстати, церемония непременно пройдет после того, как ты получишь орден Мерлина: оборотни ценят награды.

— Можно подумать, это не волки, а сороки! – хмыкнул юноша и тут же пожалел о своей шутке, увидев, как дернулось лицо Лайонела.

— Возможно, ты до некоторой степени прав… Что ж, мне пора. В следующий раз мы увидимся на репетиции передачи прав вутргрита. До встречи, Драко!

— До встречи, Лайонел!

Лишь оставшись один, юноша понял, что Кэрриган называл его по имени, хотя никогда раньше этого не делал. Драко сам удивился, почему воспринял такое обращение как должное.

С каждым днем юноша чувствовал себя лучше, но целители не спешили выписывать его, видимо, опасаясь, что за пределами больницы убийца Грейбека будет подвергаться опасности. Самого Драко пребывание в Святом Мунго вполне устраивало: юноша наслаждался возможностью постоянно видеть маму. Ни о чем серьезном они не говорили, но было очень приятно не расставаться с мамой часами, болтать и смеяться, вспоминая то веселое и интересное, что довелось увидеть и пережить в прошлом.

Лечение Нарциссы завершалось в начале августа, и она не могла покидать территорию больницы раньше этого срока. В отделение, где миссис Малфой проходила реабилитацию, посетителей пускали только по субботам, но общению пациентов с разными диагнозами лекари не препятствовали, так что Драко не слишком‑то спешил вернуться домой. Кроме того, в глубине души, пряча этот страх даже от самого себя, юноша боялся, что, проснувшись однажды, он вновь не сможет двигаться, поэтому был даже рад, что остается в больнице, где целители постараются помочь, что бы ни случилось.

Драко очень надеялся, что отца выпустят до того, как придет время получать от министра блестящую цацку, но бюрократическая машина, как всегда, медлила.

Неопределенность тревожила, и во время одного из уроков у нищеброда юноша рискнул обсудить с ним самые важные вопросы.