Черный Баламут. Трилогия - Олди Генри Лайон
Следил, что ли?
Зачем?
Ты поворачиваешься, отбрасывая вопросы, как отбрасывают прочь надоедливого щенка, ты поворачиваешься и выходишь наружу.
Да гори они все синим пламенем!
Вслед смотрит царица Кунти.
— Маленький мой… — шепчут белые губы. — Маленький мой… Ушастик…
* * *Черный Баламут сдержал свое слово.
Единственное, что задело Кришну за живое: люди каким-то образом прознали истинную подоплеку гибели красильщика Харши. Правда, волей молвы место действия перенеслось из Кампильи в Матхуру, а погибший превратился в злоязычного и злоумного владельца прачечной, чуждого милосердию… Впрочем, неважно.
Важным было другое: впервые флейта опробовалась в заведомо провальных обстоятельствах — при большом стечении народа, потрясенного убийством земляка.
И ничего, получилось.
Любят.
Все любят: и кампильцы, и пятерка спасенных братьев, получивших в дар краденые одежды вкупе с прочим барахлом, и мамаша их замученная любит, и Опекун Мира, чей безмолвный приказ погнал Кришну в Кампилью, для знакомства и присмотра за неугомонными Пандавами, и наивный Ушастик, чьи серьги…
Да, серьги.
Жалко.
Глава IX
ИНДРОГРАД РОЖАЕТ ГОСПОДИНА
1
ВЫЗОВ
— Скорее! Едут!
Вопль мальчишки-наблюдателя, примостившегося на самой верхушке громадного карпала, сперва всполошил стаю воронья, и птицы черной тучей прянули в небо.
Следом очнулись люди.
Как был, голышом подхватившись с циновок, Карна опрометью вылетел из шатра. И со всех ног кинулся к берегу самой языкатой в мире речушки, прозванной в честь богини красноречия. Видимо, богиня во время оно соизволила омыть здесь ноги, иначе только шутнику или придурку взбрело бы в голову назвать эту поилку для коз — Сарасвати, то бишь «Богатая Водами». Впрочем, Карне сейчас было не до названий, богинь и шутников.
Следом спешил верный слуга с ворохом одежды, поминутно роняя то повязку для чресел, то размотанный тюрбан, то пояс с пряжкой из черненого серебра. К плебейским выходкам господина слуга давно привык. И все-таки негоже знатному встречать еще более знатного, сверкая с кручи голой задницей…
Из-за поворота дороги на противоположном берегу сперва раздался громоподобный топот, а вскоре и показался слон-гигант. Белый. Не боевой: где наконечники на бивнях? где металл налобника? да и беседка на могучей спине сверкает украшениями вместо того, чтоб щетиниться копейными жалами. Но в эту минуту слон казался самим Айраватой-Земледержцем: тяжко попирая землю, он несся ожившим холмом, терзаемый стрекалом в руках бешеного ездока.
И вовсю трубил на бегу, будто узрел самку в течке.
Острый глаз Карны сразу разглядел: ездок не просто бешеный. Он и в самом деле Бешеный. А позади него в углу беседки сидит на сложенных вчетверо коврах Боец. Мрачнее тучи. Губы кусает. Чистый Индра в гневе: того и гляди разразится перуном. Впору ждать, что следом из-за поворота выметнется не отставшая свита, а буйная дружина Марутов с молниями наперевес.
Слон с разбегу вломился в речную гладь, заставив «Богатую Водами» встать на дыбы, и в сверкании брызг пронесся мимо кручи, где ожидал Карна. Бешеный кубарем скатился с его спины, следом прямо из беседки прыгнул Боец, не дожидаясь, пока умелые анги успокоят животное. И оба царевича — косая сажень в плечах, дай волю, гору своротят! — наперегонки понеслись к Ушастику.
Видимо, задались целью перещеголять приятеля в выходках.
Карна шел навстречу царственным друзьям и понимал: тишь да гладь последних месяцев разметана вдребезги.
Как река — слоном.
* * *…Гонец от Черного Баламута прибыл в Хастинапур на десять дней позже Карны. Сам Карна к этому времени продолжал ломать голову: рад ли Грозный чудесному спасению Пандавов и мирному разрешению дела? Или только делает вид, что рад? Или даже вида не делает?
Во всяком случае, на Совете он туманно заявил:
— Мне не по душе раздор с сыновьями Панду. О Боец, подобно тому, как ты смотришь на царство как на наследие отцов, точно так же смотрят на него и Пандавы!
Регент замолчал, а собравшиеся еще долго переглядывались.
Что хотел сказать этим престарелый сын Ганги?
Короче, гонец от Кришны оказался весьма кстати: привезенные им известия проливали бальзам на рану. Да, братья-Пандавы с матерью успешно добрались до места ссылки. Да, стараниями Черного Баламута удалось примирить разгневанного тестя-Панчалийца с пятеркой зятьев. Баламут оказался выше всяческих похвал: длинная история о прошлых рождениях Черной Статуэтки в его изложении неизменно заканчивалась одним выводом — девица была просто обречена на многомужие. Обречена судьбой. Законом. Богами. Кармой. Обстоятельствами. Случаем.
Достаточно?
Панчалиец счел, что достаточно.
Единственное условие, которое поставил гордый раджа панчалов: его дочь не должна жить со ссыльными. Ответ из Города Слона последовал незамедлительно: крепостца, где сидели битые Пандавы, нарекалась Индроградом[143] (насмешка? намек?) и давалась братьям в удел. Пусть правят. А если местные вожди лесовиков возмутятся…
Увы! Надежда исполнилась лишь частично. Вожди и впрямь возмутились. Результатом было послание из Индрограда в Хастинапур: «Живя здесь, сыновья Панду по велению Стойкого Государя и Грозного убили всех других царей. В нашем лице Веды обрели усердных толкователей, обряды — щедрых устроителей, а народ — доблестных защитников. Ом мани!»
Грозный вкупе со Слепцом тщетно пытались припомнить: когда это они отдавали такое веление «толкователям, устроителям и защитникам»? По всему выходило, что никогда. Но худой мир лучше доброй ссоры, и дело пришлось замять. Тем паче что дань из окрестностей Индрограда теперь поступала исправней прежнего.
Время шло, в Городе Слона игралась свадьба за свадьбой — Слепец усердно женил свое многочисленное потомство, рассчитывая на еще более многочисленных внуков. Женился и Карна, вняв уговорам родителей. И не вняв уговорам доброжелателей: взял за себя тихую девушку, дочь отцова друга, вместо того чтобы закреплять новообретенную знатность женитьбой на невесте с родословной. «Это кони должны быть породистыми!» — заявил сутин сын и ернически заржал в голос, заставив издалека откликнуться всю конюшню.
Доброжелатели разом заткнулись.
Сейчас жена Карны была на сносях, и Ушастик не шибко-то хотел покидать супругу даже на неделю — но пришлось.
Около месяца тому назад из Индрограда пришла очередная депеша. Звали на новоселье. Дескать, обустроясь на новом месте, братья-Пандавы приглашают всех раджей Великой Бхараты почтить их удел своим присутствием. Особенно подчеркивалось: ждут Бойца. Ждут с нетерпением. Мечтая о приезде Слепцова первенца, как воробей в летний зной мечтает о дожде. Как мечтает скупец о сокровищнице Куберы, как брахман — о райских мирах, аскет — о духовных заслугах, а также как этот… как его?.. об этом… как его?!
Короче, ждем.
На Совете было решено не отказывать, да и Боец соглашался на примирение. Опять же интересно было увидеться с беспокойными Пандавами — неужто и впрямь образумились? Сопровождать брата вызвался верный Бешеный, их слепой отец по вполне понятным причинам остался дома с остальными сыновьями, а Грозный ехать и не собирался.
И без новоселий дел по горло.
Вот так и вышло, что, проводив Бойца до мелкой Сарасвати — границы Пандавского удела, — Карна надолго застрял там лагерем в ожидании возвращения друзей.
Сам он, хоть и обладая титулом раджи ангийского, здраво решил не дергать тигра за усы.
А то развопятся потом по городам и весям: «Ах, скорый на руку и язык! Ах, герой, который бесподобен сбивать с толку тех, кто сам впадает в заблуждение! Ах…»
Нет уж, обильные заслугами! Мы и здесь подождем.
