Лана Тихомирова - Особый соус для героя

Я встала и прогулялась вдоль стен. Стены, хоть и пластмассовые, но на вид крепкие. Я коснулась стены, и рука прошла сквозь нее. Удивившись, я просунула руку полностью, сквозь стену, а затем вошла сама и тут же вышла обратно.

- Лиссе, - я подбежала к воспоминанию, - Можно пройти сквозь стену.

- Вам можно, а мне туда вход заказан, - печально отозвалась она, - Я пробовала уже не раз.

- Может, мне удастся найти Кристофа там?

Не дожидаясь ответа, я снова нырнула сквозь стену. На сей раз сирены не прозвучало.

Внутри все было совершенно не похоже на то, что мы видели снаружи. Никаких огней или башенок, все какое-то картонно-бумажное. Я из-за угла наблюдала за улицей, по которой ходили плюшевые медведи. Напротив меня был магазин, в витрине которого сидели дети. Вывеска гласила: "Деликатес".

Я сглотнула. Получается, я тут колбаса на ножках. Теперь ясно отчасти, почему Лиссе сюда нельзя. Кристоф не хочет, чтобы ее случайно отловили и сожрали. А уж я-то как не хочу, чтобы меня сожрали!

Какими-то переулками, я осторожно пробиралась наугад. Пару раз мне попадались медведи-бомжи, пьяные в хлам. Они нечленораздельно мычали и тянули к потенциальному бифштексу лапы. Я легко от них убегала. Те, что бродили по улице были, куда опаснее.

И где здесь искать Кристофа? Мне пришла мысль, я збралась по пожарной лестнице на крышу какого-то дома, что был рядом со стеной и громко крикнула: "Кристоф!", в любой момент готовая выпрыгнуть за стену.

Никто на меня не отреагировал.

- Кто здесь? - визгливо отозвался какой-то голос.

- Кристоф, это я, Брижит!

- Уходи, иначе я натравлю на тебя всех своих медведей! - обидчиво сказал голос.

- Кристоф, не обижайся на меня, пожалуйста, я привела тебе маму.

- Ты все врешь. Ты меня не любишь, ты меня бросила! Совсем, как мама.

- Кристоф, где ты, дай мне тебя увидеть, - просила я, шокированная такими заявлениями.

- Я в своем дворце и не пущу тебя к себе. Я теперь их принц! Я хочу быть их принцем! - истерически закричал он.

- Кристоф, - миролюбиво сказала я, - То, что я больше с тобой не занимаюсь, не значит, что я тебя не люблю. Мы с твоей бабушкой повздорили. Я виновата в том, что бабушка не отведет тебя ко мне больше, и мне правда очень жаль. Ты можешь выглянуть за стены? Там сидит мама, она ждет тебя. Она очень хочет тебя увидеть!

Долгое время стояла тишина. Вдруг меня ударило в грудь мощным потоком воздуха и вышибло за стену. Я оказалась рядом с Лиссе. Солнечное сплетение очень болело. Из Вундерляндии донеслись фанфары. Долгое время было слышно только их, но потом показались первые участники процессии. Пара резиновых свинок, они несли перед собой два опахала. За ними шли парами шесть медведей в причудливой форме меджаев. Четверо рослых щелкунчиков несли паланкин со всех сторон закрытый тканью. Выглядел паланкин, как дешевая игрушка для куклы барби.

Шествие замыкали еще шесть медведей-меджаев, и две пластмассовые уточки на колесиках. Медведи окружили нас, щелкунчики поставили паланкин перед нами, утки встали за нашими спинами, а свинки принялись обмахивать опахалами паланкин.

- Кристоф, - Лиссе поднялась, но ее утка усадила ее обратно на место.

- Сидите, разговаривать с повелителем можно только через штору, - пояснила утка.

- Кристоф, - тихо начала Лиссе, - сынок, прости меня.

Паланкин молчал.

- Дай мне на тебя посмотреть.

- Ты не мама, - донесся слезливый голос из паланкина.

- Я все, что от нее осталось. Лиссе, твоя мама умерла. Ка ее умерло еще раньше, но я, твое воспоминание о маме, увиделась с ее Ка перед смертью и Ка-Лиссе передала мне все, что знала о настоящей Лиссе. Я все, что у тебя осталось, Кристоф, - скороговоркой пояснила Лиссе-воспоминание.

Около пяти минут длилось молчание Кристофа. Шторка паланкина отодвинулась, и из него навстречу нам вылез плюшевый медвежонок.

- А это все, что осталось от меня, мама, - сказал он.

Лиссе задрожала и бросилась к медвежонку. Медведи-меджаи было бросились разнимать их, но застыли с яростными выражениями на мордах. Застыли, раскрыв уродливые рты, деревянные щелкунчики. Свинки с тупыми выражениями на мордах, замерли на полувзмахе. Утки поднялись на хвосты и раскинули свои пластмассовые крылья, раскрыли клювы, защищая своего повелителя, но также были недвижимы.

Лиссе поливала слезами плюшевую голову своего медвежонка. А медвежонок ревел во все горло.

- Ты помнишь, как я называла тебя в детстве? - всхлипывая, спрашивала Лиссе.

- Мой медвежонок, - едва понятно проревел плюшевый мальчик. Кристоф обратился именно в мальчика, но плюшевого, набитого ватой, с неподвижными руками и ногами. Плюшевые медведи стали рассыпаться, у них разъезжались швы, отпадали лапы и вата и паралон лезли из всех швов. Щелкунчики с треском и звоном сбросили свои челюсти и шляпы. Утки ежились, как ежится только пластмасса, брошенная в костер. Оторвавшись от созерцания разрушающихся игрушек, я заметила, как побледнело воспоминание Лиссе, и как все больше стал напоминать нормального ребенка Кристоф. Он уже владел, хоть и с трудом, своими руками и ногами.

Мальчик оттолкнул ставший полупрозрачным образ мамы и сказал:

- Не надо, а то я совсем тебя забуду.

Лиссе была счастлива, она смотрела светлыми глазами за тем, как Кристоф ковыляет ко мне.

- Ты меня второй раз спасаешь, - серьезно сказал он. - И я тебя тоже когда-нибудь спасу.

- Буду только рада, - улыбнулась я и погладила его по голове, - Мне, наверное, пора, вам есть о чем поговорить с мамой.

- Есть, - сурово согласился мальчик, - Но в Вундерляндию мне все равно придется вернуться.

- Почему?

- Я очень-очень слабый, без Вундерляндии я долго не проживу, - совершенно серьезно сказал мальчик.

- Прощай, Кристоф! Прощайте, Лиссе, - сказала я.

Я обернулась к ним спиной, как тут же ощутила, тяжелую теплую руку Виктора на своем плече.

Он гладил меня по плечу, целовал щеки и лоб. Мне стало тепло и хорошо, все было правильно, все было на своих местах. Я не подавала вида, что проснулась и наслаждалась такими своевременными и ласковыми извинениями. Однако, возлюбленный поставил себе целью добудиться меня. Он легонько пощекотал мне нос, и уже это терпеть я не смогла, пришлось "проснуться". Мы не просили друг у друга прощения, мы больше вообще не говорили, но мы стали вдруг единым, неразрывным целым, перемешались друг в друге, я чувствовала, что могу коснуться его души, также как он моей. В полнейшем упоении и неге, мы заснули только под утро.

Глава 15.

Я сильно удивилась, когда проснулась рядом с Виктором, и даже раньше него. На часах было восемь утра. Яркие солнечные лучи жарили пол.