Джейн Йолен - Карты печали

– Это ты одна из тех, кто иногда командует? – спросила Королева.

– Я, – сказала Доктор З. и подняла глаза. Она была достаточно осторожна, чтобы сдержать улыбку.

– Наши мальчики поют почти так же хорошо, как ваши, но, конечно, в наших песнях речь идет о разных вещах. Мы сами разные.

– С неба, – сказала Королева.

– Где любовь такая – и не такая – как здесь, в вашем мире, – сказала Доктор З.

– Ступай, парень, – сказала Королева, отпуская меня быстрыми короткими движениями руки. – Я хочу говорить с вашей Королевой.

– У нас есть подробный отчет Доктора З., сэр.

– Я читал его. По-моему, две «Королевы» говорили о том, как управлять трогами, немного – об истории и о красивых мальчиках, но особого разговора об Аароне Спенсере не было. А поскольку нас интересует Антрополог Первого класса Аарон Спенсер, я не вижу необходимости включать разговор в записи, лейтенант.

– Как вам будет угодно, сэр.

Меня вместе с другими отправили к Линни, которая провела нас по апартаментам, а потом развлекала нас в маленьком дворике, куда подали еще еды. И хотя лейтенант беспокоился о Докторе З., беспокоился, что нас понемногу разделяют, ничего плохого не случилось. По правде говоря, все были с нами очень любезны, над всем витала аура благородства и хорошего воспитания. Ни один голос не поднимался выше шепота. Я думаю, именно это больше всего беспокоило Хопфнера. Он потом говорил, что если бы на них прикрикнуть хорошенько пару раз, они бы пришли в чувство.

Размышляя теперь об этом, я думаю, что они отчаянно нуждались в смехе. Но, может быть, для них смех был кощунством, вроде грязной шутки в монастыре.

Когда начало темнеть, а закат там медленно просачивается от краев неба, как будто длинные черные пальцы указывают в направлении дворца, нас позвали к Королеве. И после долгих ритуальных поклонов и жестов нас проводили обратно на корабль. Доктор З. заставила нас отчитаться, и наши отчеты мало чем отличались от того, что я вам сейчас рассказываю, за исключением технических терминов при обсуждении антропологических аспектов. Доктор З. согласовала наши отчеты с записями Хопфнера.

– Они есть у нас, сэр.

– А мне она сказала, что в ситуации проверки я вел себя хорошо. Однако она предупредила, что можно ожидать новых проверок, особенно меня. И со стороны Королевы.

– Она рассматривает молодых хорошеньких юношей как собственные охотничьи угодья, Аарон, – сказала Доктор З., – а так как сейчас ей некого оплакивать и больше думать не о чем, ей, скорее всего, захочется испытать тебя. Но берегись. В той истории, которую нам рассказала девушка, есть доля правды. Королева на минуту взяла меня за руку, как сестра – сестру, Королева – Королеву, и через минуту я почувствовала, как ее кожа становится заметно горячее, чем моя. Это бывает от длительного прикосновения. Видимо, их метаболизм очень отличается от нашего.

– Я буду осторожен, – серьезно сказал я.

Она подмигнула мне, и мы оба рассмеялись.

На следующий день мы пошли без своих тяжелых костюмов. Лейтенант с помощниками одели голубую форму, все же слишком жаркую для этой планеты. Доктор З. одела антропологов в белые шорты и рубашки без рукав. Из-за своего веса – хотя она уверяла, что это потому, что она наша Королева! – Доктор З. одела вместо этого одно из шелковых священных одеяний из джонга! На спине ее балахона было вышито существо вроде красной ящерицы, знаменитый «дракон», или морг из джонга. Хотя на самом деле они больше похожи на угрей и живут под водой. Конечно, Королева захотела получить это платье, но Доктор З. не отдала, хотя одолжила ей на день. На следующее утро у Королевы появилась точная копия, настолько точная, насколько это могли сделать руки эль-лаллорийцев. Несомненно, шесть плакальщиц, все – художницы, сидели всю ночь над вышивкой.

– Разве это не было нарушением Манхэттенской традиции?

– Доктор З. на самом деле ведь не отдала платье Королеве, сэр. Она одолжила его. И получила обратно.

– Похоже, что ты не умеешь отличить букву закона от духа закона, сынок.

– Это не совсем закон, сэр.

– Гм-гм. Похоже, что есть не один способ засорить культуру. Возможно, мы не того судим. Затрите это, лейтенант. Просто мои размышления.

– Позвольте мне сказать, сэр, что любой контакт является своего рода засорением. Это первая причина Клятвы Антрополога. «Наблюдать, изучать, познавать» – так мы говорим. Но мы знаем, что как только начинаешь изучать культуру лицом к лицу, ты самим фактом изучения изменяешь ее. Это явление известно под названием Закон Мида.

– Это похоже на Гейзенберга, сэр.

– Лейтенант, придержите свои размышления при себе. Тогда они не засорят мои.

– Да, сэр.

– Главное, это сделать засорение как можно меньше ощутимым и всегда понимать, каким образом изучаемая культура изменяется вследствие контакта. Я надеюсь, вы поймете, что я – не культура – претерпел наибольшие изменения.

– Это, сынок, безусловно, учтется в нашем заключительном решении.

– Пока Королева и Доктор З. продолжали беседу, мы все начали изучение другими способами. Доктор З. дала нам задания, которые мы – в пределах, допускаемых данной цивилизацией – должны были выполнить. Мне надлежало попытаться посетить Зал Плача, из-за моего интереса к художественному выражению. Мне выпало получить в провожатые Б'оремоса, Певца Погребальных Песен, как его называли.

– Того принца, который пел для вас накануне?

– Да, сэр. Сначала он пригласил меня в свои комнаты, где вокруг него начали бесконечную возню несколько слуг-трогов. Пока они ухаживали за его волосами и ногтями, я рассматривал коллекцию музыкальных инструментов, висевшую у него на стенах. Это были струнные инструменты, все – с инкрустацией. Собственно говоря, кроме похоронных барабанов, нескольких очень маленьких тростниковых дудочек и колокольчиков, которые звенели, когда кто-то приходил или уходил от Королевы, струнные были единственными музыкальными инструментами на планете. Это была очень ранняя стадия развития искусства, хотя музыка, которую Б'оремос мог извлечь из этих струн, впечатляла.

В тот день он предложил мне выбрать инструмент и поиграть. Потратив час и перепробовав все, я выбрал нечто под названием гармониус. У него была форма, более-менее похожая на древний индийский инструмент, ситар, с широким глубоко резонирующим днищем, вырезанным из тыквы, и с длинным грифом, на который было натянуто семь струн. Мне понравились его странные модуляции, и я взял его себе.

Однажды, пока я сидел с гармониусом на коленях и играл – на нем надо играть сидя – я вдруг подобрал такую странную мелодию, что я громко рассмеялся.