Мария Гинзбург - Погасить Черное Пламя

– Нет, я там никого не знал, – ответил Хелькар. – Морана сказала мне, чтобы я был милосерден. Это спасет ее когда-нибудь.

– Ясно, – пробормотала эльфка и уставилась на руку в тяжелой латной перчатке, лежавшую на ее животе.

Второй рукой Хелькар что-то делал за ее спиной. Эльф довольно сильно ворочался, но Глиргвай уже привыкла. Теперь эльфку не обваривало потом от ужаса каждый раз, когда они съезжали с хребта животного то в одну, то в другую сторону. Тварь летела медленно, очень ровно. Глиргвай в который раз подумала о том, что, судя по размеру нижней челюсти, мозгов у летающего ящера чуть больше, чем у белки.

Из-за ее спины появилась рука Хелькара. На раскрытой ладони лежало кольцо. По черневшим на нем рунам Глиргвай узнала второе кольцо из тех, что эльф всегда носил на шее.

– Обручиться хочешь, что ли? – пробурчала озадаченная Глиргвай.

Назгул засмеялся. Из-под шлема это звучало так, словно в кастрюле булькал борщ.

– Нет, – сказал он. – Я уже другой обещался. Возьми, спрячь и послушай меня внимательно.

– Дай мне цепочку тогда, – подумав, сказала Глиргвай. – Из кармана может выпасть.

– Дело говоришь, – согласился Хелькар.

Глиргвай надела кольцо с цепочкой на шею – кожу обожгло замерзшей сталью. Остаток пути над ущельем назгул говорил, а эльфка слушала.

Молча, не перебивая и очень внимательно.

Тиндекет открыл глаза. Кусочек неба, открывшийся ему, был ограничен шеей, плечом Махи и кромкой нависающего над партизанами скального карниза. В этой рамке, в темно-серой глубине неба, двигались шесть черных силуэтов. Для летучих мышей они были слишком велики, да и летели они не безумными зигзагами, а четко выверенным порядком – одна гросайдеч впереди, четыре ромбом, и последняя, шестая – замыкающая.

«Надо будет попросить Хелькара, пусть картину нарисует», подумал Тиндекет и прошептал в ухо Махе:

– Вставай, медвежонок. Они прилетели.

Эльфка спрыгнула легко, словно и не посапывала только что у него на плече. Пока Тиндекет закреплял свою руку в специальном держателе, Маха крепила к затворному механизму первый патронный диск. Эльф был живым прицелом пулемета – он должен был смотреть на мишень, смотреть неотрывно. Пулемет крутился на поворотном кругу сам. Стрелял он тоже сам, второй пулеметчик только должен был поднести фитиль в момент первого выстрела, а потом вовремя менять диски.

«Какие они… красивые», думал Тиндекет, глядя на первую гросайдеч. Она была намного красивее твари, на которой летал Хелькар. Тиндекет смотрел на изящно посаженную голову, на длинную, почти лебединую шею. Но тварь назгула несомненно была мощнее, тут же отметил эльф про себя. И шея у нее была короче и значит, крепче держалась на плечах.

А сейчас только это и было важно.

«Чего он ждет?», подумал Тиндекет. Начать атаку должен был Хелькар. – «Они уже почти над нами».

Тихонько потрескивал фитиль в руках у Махи.

Глиргвай смотрела в ночное небо. Эльфка не могла отвести глаз от гросайдечей, залетевших в Дункелайс для того, чтобы найти здесь свою смерть. Из-за чар сестры Че небо было полно всеми оттенками серого. Гора слева казалась курганом на месте погребения знатного вождя. В высоте виднелись жемчужные облака, из-за которых гросайдечи не могли уйти из зоны поражения пулеметов. Где-то в них прятался невидимый отсюда Хелькар.

Глиргвай покосилась на сестру Че. Та, укутанная в песцовую шубу и прикрытая сверху тяжелым одеялом, лежала рядом с эльфкой на санках. Друидка находилась в тяжелом беспамятстве магического транса.

Создать зимой грозовые облака и наполнить ими ущелье, словно подушку пухом – задачка не из легких.

II

Дренадан нежно, осторожно провел веником по барельефу, сметая снег, и отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой. Из всех обязанностей главного волхва содержание идола в порядке и благолепии было самой приятной и необременительной. Здесь не надо было думать, прикидывать и что-то решать; нужно было только взять в руки веничек из лучшего сорго и выйти в капище. Зимой надо было еще накинуть полушубок, но Дренадан часто забывал это сделать.

Вот уже много лет он не чувствовал ни жары, ни холода.

Идол представлял собой трехгранную стелу из серого гранита высотой в два человеческих роста. Все три грани были украшены искусными барельефами. На северной стороне стелы был вырезан ящер – не дракон и не линдворм, как однажды предположил Лайтонд, а именно Ящер. Священный лик бога. Того, кто появился задолго до всех этих линдвормов и сидхов, того, кто будет и после, когда исчезнет все живое. На юг со стелы свирепо смотрел грозный старик с кнутом и книгой в руках, путь на запад охранял огромный медведь. Дренадан закончил сметать снег с его каменной шкуры и собирался переходить к изображению человека, когда услышал шаги.

– Привет, Лайтонд, – сказал волхв, не оборачиваясь. – Подожди немного, я сейчас закончу.

Снег снова заскрипел под ногами – эльф отходил от стелы, чтобы не смотреть на почерневший от крови и пепла жертвенник с бурыми от старости крепежными петлями, которые колыхал легкий ветерок. Лайтонд прислонился к частоколу, и некоторое время они молчали. Главный волхв Ящера приводил идола в порядок и придавал ему благолепие. Эльф отдыхал, подставив лицо негреющему зимнему солнцу и чувствуя, как утихает боль в исколотых пальцах. Его перевели на легкие работы, и теперь Верховный маг Фейре вместе с Эназерелом, бывшим командиром отряда наемников, шили рабочие рукавицы. Норма составляла пять пар в день, но Лайтонду ни разу еще не удалось сшить больше трех.

Рукавиц, а не пар.

Их отношения с того самого дня, как Дренадан швырнул эльфа на жертвенник и получил в ответ удар направленным пучком Цин, мало походили на отношения воспитуемого и жреца-воспитателя. Они стали учеником и учителем. Эльф нашел друга там, где ожидал столкнуться с непримиримым врагом. Незадолго до этого Лайтонду довелось обнаружить врага на месте верного и преданного соратника, и таким образом эльф на собственной шкуре прочувствовал закон вселенского равновесия.

– Сыграй мне пока, – сказал Дренадан, отчистив изображение Ящера и переходя к последней грани стелы.

Эльф вытащил из кармана ватника замызганную дудочку и заиграл. Серебряная флейта, с которой он вел Танцоров Смерти на замок Черного Пламени, где-то там и осталась. Лайтонд даже не помнил, где и когда он оставил ее и сменил на меч… или флейту выбили у него из руки? Эльф и не пытался это вспомнить – он не хотел всколыхнуть вал остальных образов, связанных со штурмом замка, один больнее другого. Да и Дренадан любил повторять: «Инструмент – фигня. Все фигня, кроме Музыки».