Девид Мэйсон - Башня Медузы

— Отсутствовал? — Кайтай сконфуженно хмыкнул. — Ты просидел не моргая не более одного-двух мгновений. А что случилось?

— Зельза, ты все видела? — резко спросил Оуэн.

Она молча кивнула и закрыла лицо руками.

— Мы видели место, где я был в первый раз во сне, — начал рассказывать Оуэн Кайтаю, — но все непостижимо изменилось. Я не смог бы объяснить тебе, что там было. Раньше все там приводило меня… я ощущал, что не найти в земной жизни радости, сравнимой с этим. Ну как тебе объяснить? И вправду не найти, ни тогда, ни теперь. Но сейчас я увидел больше. Даже слишком много, пожалуй. Кайтай, есть место, где люди, кажется, живут, высасывая жизненные соки из других людей… они там, похоже, и привидения, и живые одновременно… убивают детей. Зачем-то убивают детей. Кайтай, я не понимаю, что это!

— Кайтай, — Зельза подняла голову, — ты что-нибудь слыхал о вриколах?

Кайтай резко дернулся и страшно побледнел.

— Даже у нас на востоке слыхали о них.

— Мы, цыгане, тоже знаем о них. Наше мысленное путешествие… то, что видел Оуэн, было полустертым воспоминанием о прошлой жизни, много веков назад, среди народа, жившего далеко на западе. Я не могла предположить… Мы, цыгане, храним кое-какие сказания древности о людях: откуда они появились… и историю древнейших царств, как они расцветали и исчезали. А мы… мы были всегда. И всегда сами по себе, потому что мы не смешивались с ними.

Кайтай закивал:

— Я как-то видел кое-что о них, в древних книгах.

— Говорят, что когда-то давным-давно жил жестокий народ, который назывался вриколы. Из-за их характера и черной магии, которой они занимались, другие племена и народы бежали от них и находили себе пристанище дальше к востоку. Легенда говорит, что это происходило тысячелетия назад и что все вриколы уже давно вымерли… хотя им обычно удавалось прожить дольше, чем они того заслуживали.

— В нашем народе, — подхватил Кайтай, — людей, одержимых определенным недугом, называют врикол-акка — укушенный вриколом. Иногда человек может стать вриколом, и, если жрец племени узнает об этом, врикола тут же уничтожают — сожжением.

— А как вы узнаете, что он — как это… врикол? — спросил Оуэн с любопытством, к которому примешивался какой-то знакомый ему трепет. Ему показалось, что он раньше уже где-то слышал это слово.

Кайтай с жалким видом уставился на него:

— Оуэн… друг мой… если человек грезит наяву… видит места… такие, как ты описал сейчас… Когда он начинает искать пищу, названия которой он не знает, и видения, которых он не в силах никому объяснить… Если о нем известно, что он видит в темноте… вот признаки, которые знакомы жрецам равнин. Меня учили, что кровь вриколов погибла не окончательно, и что иногда она возрождается, и что врикол может родиться среди любого народа… и что их надо уничтожать.

Оуэн уставился на него, начиная наконец понимать странные взгляды Зельзы и Кайтая.

— А-а, вы думаете… вы думаете, я… — Он резко и громко захохотал, однако смех звучал нерадостно. — Ну что ж! Вы — мои друзья, вы оба были бы готовы зажарить меня, как цыпленка, если бы я вдруг оказался этим страшилищем из сказок, вриколом?

— Твои сны, — ответил Кайтай. — Похоже, что в том, первом сне ты был вриколом.

— Но во второй раз, — прервала его Зельза, — я была с ним. Он не был тем, кого он видел в том сне, Айном. Он слышал мысли Айна, но не более.

— Он, наверное, был этим Айном в прошлой жизни, — размышлял Кайтай. — Если хоть в одной жизни человек был вриколом, ему уже не освободиться от этого никогда.

— Ну хватит! — прервал его Оуэн. — Мы прошли с тобой вместе полмира, желтая ты обезьяна! И если я чудовище, убивающее людей по ночам, почему же я давным-давно не высосал кровь из твоего иссохшего тельца?

— Нет, нет, — вмешалась Зельза. — Кайтай, скажи, что ты так не думаешь. Оуэн не может быть… этим. Но где-то есть врикол, живой врикол, если, конечно, такое возможно, который говорит с Оуэном в его видениях. Что-то зовет его… может быть, им нужна его помощь.

— Один Лука знает, чем это я могу помочь твари, прокрадывающейся по ночам, и зачем она посылает мне видения рая, в котором я не могу оказаться, — сказал, глядя в землю, Оуэн. Он застонал. — Теперь мне стало хуже прежнего. Я так мечтал увидеть ту страну… а оказалось, это всего лишь наваждение, и ничего подобного наверняка нет на свете.

— Теперь я думаю, что страна, которую ты видел, и вправду существует, — возразила ему Зельза. — Дайте подумать… Кайтай, прекрати на минутку перебирать свои магические четки. Представь: Мирдин Велис был там, в нашем видении, — как один из тех, кого мы наблюдали, — и, кроме того, он говорил с нами. А то место, куда мы должны доставить его череп, — оно тоже там.

— Колонна из зеленого камня… — начал Оуэн.

— Колдун вполне мог сам создать все видение, чтобы вернее заставить Оуэна послужить ему. Или он скрывает за этим что-то более важное. Сейчас нам этого не узнать. Но, во всяком случае, я не верю, что Оуэн… что-то иное, чем Оуэн.

— Я тоже, — сконфуженно отозвался Кайтай. — Я… прости, друг. Все потому, что страх перед вриколами у меня в крови.

— Я могу сказать, что выхода нет, — мрачно заключил Оуэн. — У нас только один путь. Выбора не дано. Придется идти вперед, пока мы не насадим череп проклятого колдуна на шест, на котором он желает торчать. Он обещал мне — Лука их знает, эти клятвы чародеев, — освободить меня от видений. Однако, Зельза, кажется, ты это уже сделала. Я не чувствую прежней тяги к тому месту… А ведь Мирдин Велис пообещал мне, что так и будет. Послушайте: я дал слово волшебнику, а он — мне. И я не боюсь его… — Тут губы Оуэна тронула усмешка. — Нет, все-таки боюсь, но я не нарушу слова. Выполню то, что обещал. Я поставлю череп, куда он просит.

— Я вспомнил еще кое о чем, — заговорил Кайтай, не отрывая глаз от огня. — Он пообещал избавить нас от Гончего Пса, который едва не прикончил нас обоих. И он сделал это. Если же мы нарушим слово, тот Гончий может снова оказаться на нашем пути, и тогда уже ничто нас не спасет. Верно, Оуэн, — выбора у нас нет.

— А я не могу без Оуэна, — тихо сказала Зельза, — и поэтому у меня тоже нет выбора.

Оуэн посмотрел ей в глаза. Он был в смятении. Образ Ринели, женщины из грез, заметно потускнел для него. Теперь он уже не считал Ринель реальной женщиной. Она сделалась призраком… а там, где Зельза, была теплота и жизнь.

Оуэн все смотрел на нее, и Зельза вдруг опустила глаза. Впервые за все время она не захотела выдержать его взгляда — внезапно осознал Оуэн.

— С тобой что-то произошло, или это я стал другим? — тихо спросил он.