Валентин Егоров - Граф Орлофф (СИ)

Я сразу же подумал о том, что, оказывается, ни одному жандарму, даже из деревенских свинопасов, доверять нельзя. Этим отрядом жандармерии командовал тот самый лейтенант Э'Спине, который так много наобещал моему лейтенанту де Сен-Мар, на деле поступив совершенно наоборот.

Теперь жандармов насчитывалось всадников сто!

Жандарм-свинопас вернулся в Руан для того, чтобы пополнить свой отряд, которым сейчас собирался пленить мушкетеров, подавив их возможное сопротивление своим превосходящим преимуществом. Лейтенант жандармерии Э'Спине и я, мы прекрасно понимали, что десять мушкетеров не смогут выстоять в бою, даже на шпагах с сотней откормленных, словно на убой, руанских жандармов. Каждый из мушкетеров, если он решит сопротивляться, в таком бою сможет убить или ранить одного — двух жандармов, а затем его или убьют, или ранят, или пленят. Все три исхода такого боя с жандармами не менее позорны для таких достойных дворян, как королевские мушкетеры.

На всякий случай, в основном для того, чтобы иметь свидетеля своих предстоящих подвигов, я разбудил лейтенанта де Сен-Мар, вежливо пригласив его спуститься вниз для беседы в обеденном зале таверны.

Слышали бы вы, как ругался этот образованный французский дворянин, лейтенант де Сен-Мар, который проснулся в тот момент, когда спал с одним из своих сержантов, нежно его обнимая. Я прекрасно понимал, что бывают и такие времена, когда военному человеку невозможно в своем окружении разыскать представительницу слабого пола, которой можно было изливать чувства о подвигах, страхах о суровых военных будней по темным ночам. Вот приходится офицерам подобных «представительниц» искать среди своих солдат или сержантов своей роты, или полка. Одним словом, лейтенант де Сен-Мар был чрезвычайно рассержен моим появлением, хотя я и не поднимался на второй этаж, в тот момент у лейтенантского топчана находилась моя тень. Но, тем не менее, он, будучи исполнительным служакой до мозга костей, послушно оделся и за моей тенью по шаткой лестнице спустился вниз, на первый этаж.

Дядюшка Густав продолжал похрапывать, не обращая ни на что внимания. Мы же с лейтенантом обсудили диспозицию предстоящего боя с эскадроном жандармов. Как я его не уговаривал, но лейтенант де Сен-Мар, узнав об истинном положении дела, тут же захотел сдаться жандармам. При этом он орал на меня:

— Это ты, граф, только ты во всем виноват! До твоего появления у нас, у мушкетеров, были нормальные взаимоотношения с армейскими жандармами. Жили в мире и спокойствии! Когда встречались, то могли немного подраться на шпагах до первой крови. Но такого, чтобы сто жандармов готовились бы к бою с десятью мушкетерами, никогда еще не случалось. Мы, как мушкетеры, сдаваться не имеем права, но и умирать не должны. Поэтому, граф, берите свою лошадь и шляпу в руки и идете в плен к этим обормотам. Договорились?! Ну, а я тогда пошел к своему сержанту, мы вместе смотрели такой прекрасный сон, в котором господь бог благословляет нас на бракосочетание и дарит нам множество детей.

Но я не дал лейтенанту де Сен-Мар своим рассказом опорочить свое имя доброго христианина, сказав, чтобы он оставался бы в обеденном зале таверны и наблюдал бы за моим личным сражением с жандармами. Услышав о моем решении, лейтенант де Сен-Мар не стал меня уговаривать, не делать глупости, а попросту он покрутил пальцем у виска своей головы. Но, в конце концов, так и не стал подниматься на второй этаж к своему сержанту. А я же, подбоченись, открыл дверь таверны и вышел на главную площадь Оберженвиля, где именно в этот момент появился жандармский лейтенант Э'Спине, лгунишка, примерно, с десятью амбалами жандармами. Увидев меня, он тут же принял позу триумфатора и, театрально протянув в мою сторону руку, томно приказал:

— Взять его! Связать по рукам и ногам! Повесить его верх ногами на… — лейтенант Э'Спине стал оглядываться по сторонам для того, чтобы на городской площади, на высоте найти крюк или кронштейн, за который меня можно было подвесить верх ногами.

Но, к его великому сожалению, на этой площади не оказалось ничего, что можно было использовать в качестве виселицы. От такой неожиданности и постоянного вращения головой по сторонам у бедного жандармского лейтенанта Э'Спине закружилась голова, и он прямо-таки свалился под ноги своим жандармам амбалам. Те, уже действуя по моему мысленному приказу, тут же принялись его крепко-накрепко вязать заранее приготовленными, но для меня веревками. Причем, как жандармам полагается, этот процесс они осуществляли столь аккуратно, что вскоре их лейтенант превратился в веревочный кокон с открытой головой и ртом. Из лейтенантского рта извергалась дикая брань в течение всего времени осуществления этого процесса. Вот и пришлось мне снова обращаться к этим безмозглым жандармам, чтобы им приказывать, плотно забить кляпом рот сквернословящегося лейтенанта Э'Спине.

Мгновение спустя брань и крики лейтенанта прекратились, и на площади воцарилась благословенная тишина, нарушаемая только ржанием лошадей, находившихся в переулках по обеим сторонам нашей таверны. Голосом лейтенанта Э'Спине я приказал уже своим амбалам жандармам, веревочный кокон с пойманным русским шпионом аккуратно подвесить на вывеску второй таверны, которая почему-то называлась «Колыбелька». Получилась невероятно красивая композиция, ребенок в пеленках от чего кричит-надрывается, а под ребенком на веревке качается сама колыбелька в форме веревочного кокона, который изображал наш несчастный жандармский лейтенант Э'Спине. Но мне опять-таки показалось, что в этой композиции чего-то явно не хватало. Подумав немного, я приказал жандармам амбалам встать в почетный караул под этой вывеской.

Легким движением руки я заморозил эту композицию!

Лейтенант мушкетеров де Сен-Мар не выдержал моего слишком долгого молчания, он вышел на улицу. От увиденной картины он начал получать незабываемое удовольствия, восторженно засвистел, захлопал в ладоши и почему-то заухал на всю городскую площадь. В тишине ночи, да еще в таком городке, как Обержанвиль, это прозвучало, подобной залпу орудий королевской артиллерии. В окнах домов появились огоньки зажженных свечей и лица разбуженных горожан, которые в полном недоумении наблюдали за тем, что происходило на главной площади их провинциального городка. В этот же самый момент к фонтану из городских переулков начали выдвигаться четыре колонны конных жандармов при полном боевом снаряжении.

Как же я ошибался, когда полагал, что этот лгун, жандармский лейтенант Э'Спине, обратно к нам вернулся всего лишь с сотней жандармов, всего с каким-то эскадроном жандармов?!