Марина Дяченко - Любовь и фантастика (сборник)
Юстин ехал, прислонившись спиной к деревянному борту телеги. Смотрел назад; город уходил от него, будто уносимый отливом. Улицы соскальзывали в никуда. Толпы тянулись мимо – и тоже соскальзывали. Юстин поразился, как много стало в городе людей. В давние времена все было не так.
На нем камнем лежали слова Радима: «Я теперь думаю, что его вообще не было. Это было просто еще одно испытание, и ты – струсил».
Он был уверен, что Радим не прав – но жизнь соскальзывала с него, отступала, как вода, позади были годы лесной жизни и чужих смертей, впереди были три часа пыток – и Юстин думал, что, может быть, он ошибся?
От этой мысли ему было плохо. Он следил, чтобы лицо его не выдало тоски – ведь люди, во все глаза глазеющие не него, решат, что он боится смерти. Боится иноземного палача, специально выписанного Радимом из-за моря…
Случайно ли, что Радим так ненавидит его?
Звор не стал бы выписывать специального палача. Но, придумывая для Юстина казнь, Радим не нарушает воли Звора. Красный шелковый флажок – если он действительно есть в душе Радима – не помешает ему присутствовать на казни…
Хватит ли у Юстина сил все три часа хранить мужество – и не дать князю повода для злорадства?
Он сам выбрал свою судьбу. Но, может быть, его отчаянная воля к неприкосновенности собственной души – всего лишь предрассудок? Вроде брезгливости к домохранцам?
Он мог бы быть князем… Он мог бы прожить счастливую жизнь рядом с любимой женщиной. Воспитать детей.
Толпа глядела на приговоренного разбойника со священным ужасом. Странная усмешка на покрытом шрамами лице вгоняла обывателей в дрожь.
Кое-кто защищался от его взгляда домашними оберегами.
Кое-кто вытирал слезы. Те, в чьей бесправной жизни не на что было надеяться, кроме как на внезапную помощь Благородного Юса…
Телега свернула. Дорога была позади; впереди была площадь, помост, зрители, и, конечно, Радим на особом возвышении.
Цепи снова натянулись; Юстина вытащили на помост, он увидел крепыша в красной накидке палача, с круглыми карими глазами, с нескрываемым любопытством глядевшими сквозь прорези. Заморский мастер был польщен громкой славой своего клиента; радостно суетясь, он что-то объяснял благосклонно слушающему Радиму, по очереди показывал инструменты, водил пальцем по своему животу, вдаваясь в анатомические подробности.
С Юстина сняли рубаху, растянули его руки в стороны, плашмя положили на деревянное колесо…
Он стоял перед белой, покрытой толстым слоем известки стеной. На стене был нарисован углем эшафот, палач, колесо – и распятая на колесе обнаженная человеческая фигура.
Юстин вздрогнул. Увидел поверх рисунка на стене – свою собственную тень; обернулся.
Полутьма. Небольшой зал. В центре его – стол, на столе кувшины и бутылки, блюда, кубки. Огоньки свечей – но какие-то тусклые, будто ночные бабочки. Два кресла.
За спинкой одного из них Юстин увидел высокую фигуру, и полутьма вокруг нее сгущалась, превращаясь во тьму.
– Добро пожаловать, – сказал Ос, Хозяин Колодцев. – Как ни странно, эти три часа тебе приятнее будет провести со мной, чем с ними… Тебе не кажется?
Юстин мельком взглянул на рисунок на стене. Картинка чуть изменилась теперь – палач взялся тешить князя искусством.
Юстин посмотрел на свои руки. На запястьях медленно бледнел след железа.
– Прошу к столу, – сказал Ос, Хозяин Колодцев. – Три часа пройдут, и ты отправишься в смерть, однако здесь, за этим столом, тебе будет проще думать о жизни… Ты ведь не побрезгуешь выпить со мной?
– Нет, – сказал Юстин. – Я благодарен.
– Тебе не за что благодарить. Пей.
И они выпили.
– Это правда, то что он сказал? – спросил Юстин. – Красных шелковых флажков на самом деле не существует?
Ос усмехнулся:
– Как ты думаешь… почему ты здесь, а не там?
– Я был разбойником, – сказал Юстин. – На самом-то деле я сделал в своей жизни все, чтобы быть сейчас не за столом, а на площади. Я старался быть справедливым… но я убивал, потому что сказки о благородных разбойниках остаются сказками. Мои руки в крови.
– Я знаю, – сказал Ос, Хозяин Колодцев. – Поэтому ты умираешь.
– Я щадил, – сказал Юстин. – Я убивал, но я и щадил тоже.
– Я знаю, – сказал Ос. – Но всех жизней, которые ты спас, недостаточно для того, чтобы оказаться сейчас здесь, а не на эшафоте.
– Значит…
– Пей.
Юстин отхлебнул; красный ручеек потерялся в густой разбойничьей бороде.
– Она… жива?
– Да. Но она далеко.
– Она… счастлива?
Молчание.
– Вы думаете… я был прав?
– Пей, Юстин. У нас еще много времени. Целая вечность впереди.
* * *Вечность.
Юстин отвык от вина. В бытность свою разбойником он пивал напитки покрепче.
Он от многого отвык.
Догорали тусклые свечи, похожие на ночных бабочек. Ос, Хозяин Колодцев, молчал, и Юстин молчал тоже. Это было глубоко понимающее, незыблемое, как небесный свод, молчание.
Далеко на площади – и рядом, на белой стене – искусный палач заканчивал свое действо над еще живыми ошметками человека.
Юстин пил, запрокидывая голову, у вина был вкус полыни пополам с диким медом. Хозяин Колодцев смотрел на маленькую тусклую монетку, видневшуюся из-за выреза рубашки.
Истекало время.
– Чего бы ты хотел напоследок? – спросил Хозяин Колодцев.
– Увидеть, – сказал Юстин. – Только увидеть.
– Смотри, – сказал Ос.
Юстин обернулся.
Белой стены со страшным рисунком на было. Была трава; был туман, до половины заливший невысокие стволы яблонь.
Было лето. Был рассвет. И над землей вставало столько запахов, что каждый вздох был как аккорд.
Июнь.
Навстречу Юстину шла по траве девушка в светлом платье, босая, круглопятая, с русыми волосами до плеч. Юстин смотрел, ежесекундно боясь, что наваждение исчезнет; а она шла, шагала легко и уверенно, каждым своим шагом будто утверждая и это утро, и этот сад, и эту жизнь.
Она шла, вытянув вперед руки, сложенные лодочкой, и в ладонях у нее горкой лежали бело-розовые крупные черешни.
Юстин смотрел.
Девушка подошла совсем близко. Протянула черешни; он видел, как поблескивают глянцевые бока, отражая солнце, отражая Юстина – восемнадцатилетнего.
Он поднял глаза – преодолевая страх, усмиряя надежду.
Девушка смотрела серьезно, без улыбки. По-доброму. Светло. И еще – Юстину показалось – понимающе.
Она смотрела, склонив голову к плечу; ему так хотелось, чтобы она разомкнула губы.
– Был ли я прав? – спросил шепотом.
Она печально улыбнулась.
И все померкло.
КОНЕЦ
Демография
* * *Был ноябрь. Суббота. День прозрачный как стеклышко, холодный и очень короткий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});