Нил Гейман - М - значит магия

Вирджиния Бут была женщиной крайне практичной. Она спросила:

– Предположим, мы решили попробовать птицу-солнце из Солнечного города. Где ее взять?

Зебедия Т. Крокастль почесал подбородок, покрытый щетинистой, недельного возраста бородой (она никогда не росла длиннее; это свойство всех бород, которым семь дней от роду).

– Что до меня, - начал он, - я бы отправился в Солнечный город, и там, в день летнего солнцестояния, нашел бы себе местечко поудобнее - предположим, кофейню Мустафы Штрогейма - и поджидал бы птицу-солнце там, ровно в полдень. Потом я поймал бы ее традиционным способом, и приготовил бы - также традиционным способом.

– И как же ее ловят традиционным способом? - спросил Джеки Ньюхаус.

– Да тем же, которым твой славный предок добывал себе перепелов и глухарей без королевского дозволения, - ответил Крокастль.

– В своих мемуарах Казанова ничего не пишет о том, что был браконьером, - возразил Джеки Ньюхаус.

– Твой предок был очень занятой человек, - объяснил Крокастль. - Вряд ли он стал бы записывать все без исключения. Но можешь поверить, он был браконьером и добывал неплохих перепелов.

– Рожь и сушеная голубика, вымоченные в виски, - сказал Огастус Два-пера Маккой. - У нас в семье птицу ловили так.

– Именно так делал и Казанова, - кивнул Крокастль, - только он брал ячмень и изюм, а изюм вымачивал в бренди. Он сам меня и научил.

Джеки Ньюхаус не обратил внимания на эти слова. На слова Зебедии Т. Крокастля можно было вообще не обращать внимания. Зато он спросил:

– А где именно находится кофейня Мустафы Штрогейма в Солнечном городе?

– Там же, где и всегда, по третьей улице от старого рынка в Солнечном городе, чуть не доходя до сточной канавы, которая когда-то была арыком, а если пройдешь мимо, прямиком упрешься в лавку, где одноглазый Хайам торгует коврами, - начал Крокастль. - Но, судя по вашим раздраженным лицам, вы ожидали описания менее краткого и заведомо менее точного. Что ж, ладно. Она в Солнечном городе, а Солнечный город - в Каире, в Египте, там, где всегда и был. Или почти всегда.

– Кто же оплатит экспедицию в Солнечный город? - спросил Огастус Два-пера Маккой. - И кто поедет? Спрашиваю только потому, что уже знаю ответ, и он мне не нравится.

– Заплатишь ты, Огастус, а поедем мы все, - ответил Зебедия Т. Крокастль. - Сумму расходов можешь вычесть из наших членских взносов. А я захвачу фартук и поварскую утварь.

Огастус прекрасно знал, что Крокастль уже невесть сколько раз пропускал сроки уплаты взносов в Эпикурейский клуб, но знал при этом, что клуб вступится за него: Крокастль был эпикурейцем еще в те времена, когда в клуб входил отец Огастуса. Поэтому он просто спросил:

– Когда отправляемся?

Крокастль остановил на нем безумный взгляд и разочарованно покачал головой.

– Ну, Огастус, - протянул он. - Мы отправляемся в Солнечный город, чтобы поймать птицу-солнце. И когда же нам отправляться?

– В солнечный день! - нараспев произнесла Вирджиния Бут. - Дорогие мои, мы отправимся в первый же солнечный день!

– Барышня вот посообразительней, - одобрительно кивнул Зебедия Т. Крокастль. - Точно, мы отправимся, когда выдастся солнечный день. Только не первый, а третий. И поедем в Египет. Там мы дня два или три будем охотиться и ставить силки на неуловимую птицу-солнце из Солнечного города, а потом возьмемся за нее традиционным способом.

Профессор Манделей серо прищурился.

– Однако, - начал он, - в понедельник у меня занятия. По понедельникам я преподаю мифологию, по вторникам - чечетку, а по средам - резьбу по дереву.

– Поручи ассистенту провести занятия, Манделей. О Манделей! В понедельник ты будешь охотиться на птицу-солнце, - возвестил Зебедия Т. Крокастль. - И много ли профессоров могут этим похвастаться?

Каждый из членов клуба счел благоразумным увидеться с Крокастлем еще до поездки, чтобы обсудить планы и поделиться своими опасениями.

Зебедия Т. Крокастль не имел постоянного места жительства. Тем не менее, его можно было найти, если знать, где искать. Рано утром он обычно спал на автобусной станции, где скамейки были поудобнее, а полицейские - не такие злобные; после полудня он отправлялся в городской парк, где обретался у подножия статуй давно позабытых генералов в компании пьянчуг и опустившихся наркоманов, в обмен на их компанию и долю в содержимом их бутылок предлагая свое мнение по различным вопросам. Мнение Зебедии, как члена Эпикурейского клуба, ценилось высоко, хотя и не всегда приветствовалось.

Огастус Два-пера Маккой нашел Крокастля в парке. С Огастусом пришла его дочь, Холлиберри Без-пера Маккой, юная, но обладавшая умом, по остроте не уступавшим акульим зубам.

– Знаешь, - начал Огастус, - есть в этом что-то очень знакомое.

– В чем? - спросил Зебедия.

– Во всем этом. Эта экспедиция в Египет. Птица-солнце. Кажется, я что-то уже слышал об этом.

Крокастль кивнул и пожал плечами. Он достал что-то из бумажного пакета, бросил в рот и с хрустом раскусил.

Огастус продолжал:

– Я взял подшивки протоколов Эпикурейского клуба и стал искать сведения о птице-солнце. И я даже нашел в указателе ссылку на эту птицу, на протокол сорокалетней давности, но больше - ничего.

– Это почему же? - спросил Зебедия Т. Крокастль и громко сглотнул.

Огастус Два-пера Маккой вздохнул.

– Когда я попытался найти эту страницу в протоколах, - объяснил он, - выяснилось, что она сгорела, и с этой даты в правлении Эпикурейского клуба началась какая-то жуткая неразбериха.

– А ты ешь светлячков из пакета, - сказала Холлиберри Без-пера Маккой. - Я сама видела.

– Именно так, дитя, - кивнул Зебедия Т. Крокастль.

– А ты помнишь эту неразбериху, Крокастль? - спросил Огастус.

– Еще бы не помнить, - сказал Крокастль. - И тебя помню. Ты тогда был не старше, чем вот Холлиберри сейчас. Только ведь неразбериха бывает всегда, Огастус, а потом она заканчивается, и вот уже нет никакой неразберихи. Это как солнце, которое встает и садится.

Джеки Ньюхаус и профессор Манделей тем же вечером обнаружили Крокастля под насыпью железной дороги. Он жарил что-то в жестянке, поставленной на кучку горящих углей.

– Что жаришь, Крокастль? - спросил Джеки Ньюхаус.

– Угли, - ответил Крокастль. - Для очистки крови и облагораживания духа.

На дне жестянки лежали мелко наломанные сучки липы и орешника, почерневшие, дымящиеся.

– Ты серьезно собрался есть эти уголья, Крокастль? - спросил профессор Манделей.

Вместо ответа Крокастль лизнул пальцы и выудил из жестянки уголек, который шипел и искрился у него в пальцах.