Елена Хаецкая - Голодный грек, или Странствия Феодула

Он молча обошел телеги, заглянул вниз, пощупал зачем-то одно колесо. Посмотрел зубы верховой лошади одного из купцов – Агрефения Вестиопрата. Тот, в скособоченной шапке на русых, уже редеющих кудрях, так и выскочил – на щеках красные пятна:

– Ты что, нехристь, чужого коня лапаешь?

А толмач отступил на шаг, поглядел на Агрефения пристально, разогнав гаденькую усмешку по углам рта, помолчал-помолчал, а затем вызывающе расхохотался.

– Я толмач, – сказал он, – прислан к вам от темника. Бывали вы когда-нибудь раньше среди великого народа?

(Так монголы обычно именуют себя.)

Агрефений Вестиопрат почесал левое ухо – оно в отличие от правого было у него багрово-синим, точно кипятком обваренным – и ответил, что нет, не бывал. И никто из его путников – тоже.

– А что в телегах? – спросил толмач и бесцеремонно сунулся в первую из них.

– Товар в телегах, – сказал Агрефений. И пригрозил: – Попробуй только укради!

– А, здесь не воруют, – отмахнулся этот новый толмач, который оказался куда хуже прежнего. – Здесь если украдут, то смертная казнь.

Он ухватил себя ладонями за горло, выпучил глаза и высунул язык, проделав все это с устрашающей стремительностью и чрезвычайно искусно, что наводило на ряд далеко идущих выводов.

Затем этот новый толмач усмехнулся и потребовал, чтобы его накормили. Агрефений заглянул к себе в мешок, вынул лепешку, испеченную так, чтобы долго не черствела.

Толмач сунул ее к себе за пазуху и потребовал, чтобы ему также дали красивых одежд – дабы он мог предстать перед владыкой владык без стыда за свою бедность.

Однако в этой просьбе Агрефений толмачу отказал.

Тот же, не смутясь и не обидевшись, сказал:

– Без охраны и без меня не уходите, потому что в трех днях пути отсюда начинаются опасные места, где бродят разбойники.

На это Агрефений ответил:

– С тобою нам нечего бояться, ибо ты, как я погляжу, и сам изрядный разбойник.

Толмач оскалил рот и отошел в сторону. Там он сел на землю, вынул полученную от Агрефения лепешку и начал кусать ее, держа обеими руками.

Караван очень занимал тех монголов, которые не были поглощены работой, а это – почти все мужчины, большинство детей и десяток старух, таких страхолюдных с виду, что Трифон нешуточно их пугался. Все они подходили, трогали телеги, щупали навес, шумно переговариваясь между собой. Они выпрашивали себе любую мелочь, попадавшуюся им на глаза, – гребешки, ремешки, кошельки, ножи, бляхи с одежды; во все тыкали пальцем, на всякий предмет цокали языком и закатывали глаза. Иногда сразу трое или четверо одновременно тянули Феодула за рукав, дергали за ворот, толкали в бок, всяк желая обратить внимание на себя.

Однако толмач, сидевший неподвижно чуть поодаль, время от времени вдруг резко поворачивался в сторону посетителей и коротко, зло кричал на них. Тогда они на время отступались.

К вечеру первого дня явился Константин Протокарав, которого никто из греков не желал иметь своим спутником. Константин сказал, что побывал уже у темника и что тот отрядил его ехать дальше с караваном, поскольку здесь люди одного с ним языка и одной веры. Феодул спросил, как вышло, что Константин успел догнать караван и заручиться поддержкой темника. Константин ответил:

– По наущению и с помощью ангела.

Наутро Константин сказал:

– Мало ли что обещал вам этот язычник, поклоняющийся войлочной кукле! Чтобы не умереть от голода, надо заранее запасти мясо в дорогу.

И взялся привести человека, который продаст хорошего мяса по справедливой цене.

Он ушел и отсутствовал долго. Греки уже начали надеяться на то, что он и вовсе сгинул. Но после второй трапезы дня, называемой в Константинополе «дипнон», а во всех прочих городах «обедом», бывший рыцарь Храма возвратился и привел с собою одного конного монгола. За конным увязалось с полдесятка пеших и еще два верхом. Все они разговаривали о чем-то и громко смеялись.

Призвали также и толмача, который за целый день безделья успел изрядно употребить разного питья и теперь годился только для многозначительных ухмылок, отрыжки и самого простого, незатейливого разговора.

Монгол поначалу все время качал головой и что-то говорил, говорил. Другие монголы, перебивая его встревали в разговор и выкрикивали каждый свое. Толмач время от времени вступал с ними в оживленную перебранку. Наконец толмач сказал, что этот монгол может уступить одну овцу, однако хочет, чтобы греки назначили за нее верную цену.

– Какую цену он счел бы верной? – осведомился Афиноген.

Владелец овцы, болезненно хмурясь, выслушал толмача и опять пустился в долгие рассуждения. Наконец Константин прервал его самым бесцеремонным образом, хлопнув по спине, и обратился к толмачу:

– Пусть для начала приведет сюда овцу.

Толмач сказал это монголу. Тот сперва молчал, как бы не понимая, к чему все это, а затем кивнул и уехал. Прочие монголы остались его дожидаться и, болтая между собой, принялись бродить среди телег и заглядывать внутрь. Наконец монгол вернулся и привез большой мешок с сушеным мясом, нарезанным длинными узкими полосами. То и дело встряхивая мешком, начал длинно разглагольствовать.

Толмач сказал:

– Он хочет за это превосходное мясо двадцать безантов.

Афиноген ответил не дрогнув:

– Скажи ему, что это грабеж.

Некоторое время грек с монголом вели торг через толмача. Другие монголы, наседая на Афиногена, трясли у него перед носом пальцами и задавали целую кучу вопросов, на которые, впрочем, не могли получить ответа. Сошлись на цене в три безанта. Афиноген забрал мешок с сушеным мясом и вручил монголу деньги. Тот сперва долго глядел на монеты в своей ладони, а затем, вдруг непонятно рассвирепев, швырнул их на землю и вцепился опять в мешок.

– Говорит, не хочет денег, – пояснил толмач. – Дай ему лучше материю.

– Гнать его в шею! – вскрикнул Афиноген, весь красный от гнева.

Монгол заплясал на лошади, ударил ее сапогами и погнал прочь. Несколько человек из тех, что явились с ним, укоризненно качали головами и делали грекам разные намекающие жесты, то хватая себя ладонями за шею, то втыкая пальцы себе в живот и издавая при этом ужасный булькающий звук. Наконец и они оставили караван в покое.

Константин плюнул.

– Сорный народ эти монголы, – сказал он в сердцах. – Тьфу!

Только на третий день получили купцы от темника обещанную охрану из десяти монголов, состоявших под началом низкорослого тощего кривоногого человечка с морщинистым, почти черным лицом и тонким визгливым голосом. Кроме того, темник снабдил греков одной козой, данной путешественникам в пищу, тремя бурдюками с вонючим молоком и одним маленьким бурдючком «космоса». Константин все же сторговал у своего монгола мешок сушеного мяса.