Денис Юрин - Воскрешение

Дарк не был похож ни на степенного торговца, торопящегося в цеха по делам, ни на невзрачного клерка одной из городских служб, поэтому его появление возле борделя – а иной дорогой к цехам каменщиков не пройти – вызвало настоящий ажиотаж. С дюжину обнаженных по пояс девиц высунулись из окон порочного, но крайне необходимого в любом городе заведения и наперебой, порой ругаясь между собой, а порой и метко кидаясь шпильками, принялись зазывать выгодного клиента, то восхваляя его мужественный вид, то осыпая прельстительными обещаниями самых изысканных ласк. Восхитительная панорама выставленных напоказ двух дюжин женских прелестей, естественно, пробудила в Аламезе желание, и он уже подумывал отложить свои дела на часик иль два, но память вновь пришла на выручку моррону, извлекши из своих глубин красочные воспоминания из досуга бывшего имперского офицера.

Первый плотский голод утоляется очень быстро, а затем на смену ему приходит опустошение и отвращение. Фальшивая страсть не может удовлетворить сокровенные желания мужчины, а пробуждает лишь разочарование. Зачем солдату победа, если не было азарта штурма неприступной крепости? К тому же за один раз не насладиться женщиной, даже на разграбление захваченных городов мудрые полководцы дают не менее трех дней. Спустя какое-то время повторения буйства обязательно захочется, но жрицу продажных утех не оставить при себе… она общественное достояние! Эта мысль весьма неприятна любому мужчине, который, как бы он того лицемерно ни отрицал, в глубине души самовлюбленный собственник. И тому, для кого не составляет труда совратить, противно платить за мизерную порцию наспех приготовленного удовольствия. Соблазнить же, околдовать гулящую девку невозможно, поскольку она, по большому счету, не является полноценной женщиной. Ее возбуждает лишь звон монет да дорогие подарки, а от вида мужских тел не возникает положительных эмоций. Уже давно наступившее пресыщение заставляет бедолажку относиться к акту близости как к монотонному утомительному труду.

В общем, решив, что больше потеряет, нежели найдет, если заглянет в заведение, моррон прошел мимо, чем вызвал новый шквал выкриков в свой адрес, на этот раз далеко не лестных. Обиженные невниманием постельные воительницы не скупились в колких выражениях и несли всякую блажь, голословно обвинив не заинтересовавшегося их «дарами природы» мужчину во всех возможных и невозможных грехах: в стяжательстве, в слабости мужского начала, в ничтожности его мужской натуры, в желании жить за счет женщин и во многом-многом еще, что Дарк, если честно признаться, не стремился запомнить. Поведение развратниц хоть и было понятно моррону, даже в определенном смысле он проникся к ним искренней жалостью, но все же оскорбления были нанесены, а Дарк не принадлежал к тем, кто позволяет всяким нахалам и нахалкам безнаказанно плевать ему в лицо и мочиться на любимые сапоги. Аламез поклялся себе, что, как только уладит свои дела и соберется покинуть Альмиру, непременно нанесет визит в порочное заведение и устроит языкастым бесстыдницам коллективную порку, да такую, что они не забудут ее до конца своих грешных дней.

Поставив на этом жирную точку в спонтанно возникшем вопросе, Дарк отвлек хаотично суетившиеся в голове мысли от всяких незначительных пустяков и полностью сконцентрировался на изучении невзрачных окрестностей, благо что он уже успешно добрался до высокого, окрашенного в ядовитый грязно-зеленый цвет забора цехов.

Как и рядом с мостом, где не покладая рук денно и нощно трудились оружейники, место, на котором располагались представшие взору моррона цеха каменщиков, охранялось довольно впечатляющими патрулями стражи. Днем вдоль забора, как, впрочем, и по остальным улочкам квартала, разгуливало не очень много народу, в основном, конечно же, жуткие оборванцы, поэтому его выделяющаяся на общем фоне персона тут же удостоилась внимания бдительных стражей порядка. Часовые не спускали с Дарка глаз, и это было весьма неприятное ощущение, однако, поскольку к запретному забору он не приближался да и в сторону, откуда доносился стук молотков и гулкие удары работавших прессов, особенно не смотрел, стражники ограничились лишь наблюдением за зачем-то забредшим в бедняцкий квартал горожанином. Аламез уже пожалел, что не обзавелся у сговорчивого корчмаря старенькими лохмотьями, в которых можно было бы бродить по Старому городу, привлекая к себе куда меньше внимания. Однако прошлого не воротить, а тратить попусту время и возвращаться в таверну за обносками моррон не собирался.

Немного пройдя по улочке вдоль забора в южном направлении, Дарк наконец-то дошел до места, где ограждение цвета больной болотной жабы прервалось и где находились не менее раздражавшие взор ярко-желтые ворота, распахнутые створки которых были украшены сразу двумя цеховыми гербами: знаком гильдии каменщиков и изображением едущего по гладкой, наклонной доске рубанка – символа союза альмирских плотников. Забор был один, а цехов внутри два. «Верно, решили подэкономить ремесленнички, да и охране дешевле платить выходит!» – резонно предположил Аламез, все же не понимающий, почему цеха защищала от воров и прочего вредительского сброда городская стража, а не специально нанятая охрана. Моррону показалось такое положение дел неправильным, подозрительным, нарушающим закон и, в конце концов, просто нелогичным, но у чиновников, торгового люда и ремесленной братии свои, особенные тараканы в голове, понять маршруты забегов которых обычные люди не в состоянии.

К открытым воротам вдоль всего забора, грохоча колесами, трясясь на ходу и поднимая столбы пыли, тянулась длиннющая вереница подвод, груженных в основном камнем и грязным, не отчищенным от ила речным песком, но нет-нет да на глаза попадались случайно затесавшиеся в общий поток телеги с распиленными бревнами.

«Видимо, в южной части острова имеется еще один мост, соединяющий Старый город с портом. По нему-то возницы и доставляют сырье, как добытое на реке, так и привезенное на баржах», – отметил про себя Дарк, стараясь как можно ближе прижиматься к стенам расположенных на противоположной стороне улочки домов, чтобы не попасть в похожие на зловещий, чародейский туман клубы витавшей над дорогой пыли.

Конечно же, попытка не замараться оказалась жалкой и тщетной. Первый же порыв ветра понес клубы в сторону домов, и не успевший вовремя миновать опасную зону моррон оказался с ног до головы покрытым мелкой и ужасно едкой каменной пылью. Окраска костюма мгновенно сменилась с темно-коричневой на грязно-серую, а от мелких частиц, проникших буквально повсюду, у Дарка тут же зачесался нос, шея, уши и, что более неприятно, заслезились глаза. До конца забора невинной жертве ремесленного произвола пришлось добираться бегом. Наверное, со стороны смотрелось бы презабавно, как взрослый мужчина быстро бежит, закрыв опухшие, слезящиеся глаза, и на ходу то и дело чихает, ругается да кашляет. Вот только зрителей для этого трагикомичного действа не нашлось. Гораздо раньше почувствовавшие угрозу пылевой бури и по горькому опыту знавшие, чем она грозит, обитатели квартала успели вовремя попрятаться по домам и подворотням, а хитрые стражники благоразумно скрылись в пристроенной к забору возле самых ворот будке.