Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 9

Дилвиш расстегнул пряжку пояса и забросил меч за спину. Воин снова растер руки и надел перчатки.

— Думаю, пора начинать, — заметил он. — Спасибо, Блэк. Надеюсь, увидимся.

— Как хорошо, что ты носишь эльфийские ботфорты, — заметил Блэк. — Если поскользнешься, то знаешь, что в конце концов станешь на ноги.

Дилвиш фыркнул и потянулся вверх.

В тёмном платье, закутавшись в зеленую шаль, старуха сидела на небольшом возвышении в углу длинного подземного зала. В настенных светильниках горели свечи, превращая в жидкость покрывавший стены и потолок лед. Недалеко от ног старухи чадила на камне масляная лампа. Что-то бормоча себе под нос, она достала завернутые в платок хлебцы.

Рядом темнели три тяжелые деревянные двери, перехваченные стальными полосами. Над ними виднелись крохотные глухие оконца. За дверью в центре послышался неясный шум, но она ничего не расслышала. С неровного каменного потолка падали капли, образуя на полу небольшие бесформенные лужицы. По полу была разбросана солома. Монотонные звуки сливались с заунывным пением.

— Мои крошки, мои миленькие, — пела она. — Придите к Мег, придите к Мамочке Мег.

В дальнем углу слева от дверей кто-то закопошился в соломе. Старуха поспешно отломила кусок хлеба и бросила его туда. Послышались шорохи и звуки борьбы. Она кивнула, откинулась назад и улыбнулась.

Где-то, возможно из-за центральной двери, послышался глухой стон. Старуха на мгновение прислушалась, но стон не повторился.

Она бросила еще кусочек хлеба в тот же угол. Звуки стали более частыми и отчетливыми. Соломе вздыбилась и рухнула на пол. Бросив еще кусок, старуха под жала губы и что-то прощебетала, а затем принялась бросать все новые и новые куски.

— Мои крошки, — запела она снова, в то время как с десяток крыс подбежали ближе, набросились на хлеб и принялись его жадно поглощать. Из темных углов на свет выползали все новые и новые особи, бросающиеся в схватку. Отдельные попискивания стали громче и переросли в настоящую какофонию.

Смеясь, старуха бросила еще несколько кусочков недалеко от себя. В борьбу уже вступило порядка сорока крыс.

Из-за средней двери донесся звон цепей, а затем снова стон. Наклонившись вперед, старуха поставила лампу справа у стены. Разломив еще хлебец, она разбросала мякиш у себя под нотами. Вокруг возились крысы, приближаясь все ближе и ближе. Визг нарастал.

Послышался тяжелый звон цепей и стон, значительно более громкий. Что-то задвигалось внутри камеры, с силой ударившись о дверь. Дверь содрогнулась, и новый стон перекрыл визжание крыс. Слегка дернувшись, старуха бросила взгляд на дверь.

Новый удар напоминал удар по барабану. На мгновение среди решетки проглянуло что-то похожее на огромный глаз.

Стон нарастал, и в нем словно доносились слова:

— Мег! Мег!

Привстав, Мег взглянула на дверь в камеру. Следующий удар, еще более звонкий, заставил дверь тяжело дрогнуть. Крысы уже подобрались к ногам старухи, вставали на задние лапки, танцуя. Она погладила одну, другую… Она кормила их прямо из рук.

Из камеры донесся звук, не похожий на прежние.

— …Ммммегг… Ммег… — слышалось в нем. Старуха снова подняла голову. Она уже собиралась привстать, как вдруг ей на бедро прыгнула крыса. Другая вскарабкалась по спине и уселась на правом плече.

— Милые крошки… — произнесла она, погладив одну и прижавшись щекой к другой. — Милые…

Раздался звон цепей, за ним последовал сильнейший удар в дверь, но старуха уже не обратила на это внимания, ведь ее милые крошки танцевали и играли для нее.

Из гардероба Рина вытаскивала платье за платьем. Вся комната уже была полна платьями и плащами, шарфами и шляпами, пальто и ботинками, нижним бельем и перчатками, ворохом наваленными на кровать, стулья и две скамьи.

Покачав головой, девушка сделала круг по комнате, оглядывая наряды. Проходя второй раз, она сняла с одной из вешалок платье и перекинула его через левую руку. Затем с крюка взяла тяжелую меховую шубу, отдав одежду высокому, бледному, молчаливому слуге, стоявшему у двери. Его испещренное морщинами лицо напоминало того, кто прислуживал за обедом, — такое же невыразительное, с пустыми глазами. Приняв одеяния, он принялся их упаковывать. Рина передала слуге второе платье, шляпу, чулки и нижнее белье. Перчатки…

Потом два огромных одеяла, которые девушка извлекла из шкафа. Еще чулки… Все это было упаковано в здоровенный мешок.

— Возьми этот мешок и еще один пустой, — проронила она, направляясь к двери.

Выйдя из комнаты, девушка прошла через зал и стала спускаться по лестнице. Держа мешок за горловину, слуга следовал за ней. Еще один пустой мешок он прижал к себе свободной рукой.

Пройдя по коридорам, Рина оказалась в просторной кухне, где в камине еще теплились угли. В трубе свистел ветер. Обогнув огромную доску для рубки мяса, девушка повернула налево, в кладовую. Она осмотрела ящики, полки и шкафы, оторвавшись лишь на минуту, чтобы съесть печенье.

— Дай мне мешок, — скомандовала она. — Нет, не этот. Пустой.

Открыв его, Рина принялась наполнять его сушеным мясом, головками сыра, винными бутылками, караваями хлеба. Остановившись, девушка еще раз огляделась, а затем бросила туда же мешочки с чаем и сахаром. Туда же отправились небольшой котелок и немного посуды.

— Возьми его тоже, — приказала Рина, покидая кладовку.

Теперь она шла более осторожно. Сзади по пятам беззвучно двигался слуга с двумя мешками в руках. Перед тем как продолжить путь, Рина замирала и внимательно прислушивалась к шорохам и шумам в уголках и на лестничных маршах. Однако кроме доносящихся сверху криков она ничего не слышала.

Наконец она подошла к длинной узкой лестнице, уходящей вниз и там теряющейся во тьме.

— Подожди.

Девушка подняла руки, свела их перед собой, нежно подула и посмотрела на них. Между ладоней вспыхнула слабая искорка и погасла, но зажглась снова, когда Рина что-то зашептала. Разведя руки, девушка продолжала говорить. Перед ней в воздухе повис небольшой голубоватый огонек, постепенно становясь больше и ярче. Девушка прошептала последнее слово, и огонек поплыл, спускаясь по ступеням. Рина последовала за ним, а сзади шествие замыкал слуга.

Они спускались долго. Казалось, лестнице нет предела, а огонек словно увлекал их за собой. Стены становились все более сырыми, холодными, покрытыми узором из ледяных фигур. Девушка плотнее укуталась в плащ. Минуты текли бесконечно долго.

Наконец лестница закончилась. В темноте окружавшие их стены были едва видны. Девушка повернула влево, и огонек снова оказался перед ней.