Ольга Громыко - Верховная Ведьма

Я мрачно показала туману шиш, и в тот же миг белесая дымка начала таять, оседая и просветляясь на глазах. Спустя пару минут от нее не осталось и следа, как не осталось следов от копыт призрачного жеребца.

Посреди лощины возвышался травянистый холмик – почти неприметный, если бы не торчавший из него меч.

Я медленно подошла, пробежалась пальцами по ремешкам рукояти, еще хранившим легкое тепло. Потом решилась, сжала ладонь, и меч словно живой пополз вверх. Под крестовиной лезвие потускнело, но погруженная в землю часть ярко блестела в лунном свете, как будто только что отполированная.

Серебряная паутина клейма мигнула и переплелась заново. Ворона сменил шестиконечный пульсар, две руны поменялись местами.

Я усмехнулась и с опасной небрежностью перекинула меч за спину, с первого раза попав в ножны.

«Да будет он оберегом руке, его держащей!»

Часть вторая

Отпускные СКИТания

Дракон – это не только ценная шкура, но и два-три пуда высококачественных клыков!

Утопленник плавно покачивался на меленьких волнах, прибившись к плавниковой отмели в десяти саженях от берега.

– Вытаскивать надыть, – в который раз неуверенно повторил Гдынь, почесывая белобрысую макушку.

В кольчуге было жарковато, но отставной сотник упрямо носил ее даже в изнуряющий летний полдень, дабы односельчане не забывали, кто в их деревне главный вояка. Те и не забывали, но втихомолку подсмеивались.

– Надыть, – эхом откликнулся староста, высокий костлявый мужик с угольно-черными, несмотря на солидный возраст, волосами и бородой. Гдыня он привычно слушал вполуха, бросая редкие реплики, только чтобы тот отвязался.

– Да поскорее, – гнул свое Гдынь, переступая с ноги на ногу – вернее, на обтесанную деревяшку, заменявшую левую голень. – Ветер подымается, щас волной его от берега отгонит, и тю-тю!

– Ну и пущай тю-тю, – цинично пробасил плечистый детина в красной рубахе и выпачканных навозом штанах. – Ему-то уже без разницы, нам он тоже ни на что не сгодится, куда-нибудь да прибьет, а там местные прикопают.

– А ты почем знаешь, что не сгодится? – так и подскочил сотник, выискивая глазами нахала. – Про себя что хошь думай, а за всех не говори!

– Так вон она, лодочка, на берегу, – ехидно заметил детина. – Садись да греби, я тебя и подпихнуть могу, чтобы шибче плылось!

Гдынь неохотно замолчал, опасаясь, как бы ему действительно не поручили это общественно полезное дело.

Девять пар глаз продолжали мрачно любоваться недоступной отмелью.

– Не-а, не отгонит, – авторитетно заявил кузнец, опуская обслюнявленный палец и вытирая его о подол рубахи. – Наоборот, еще дальше на плавник затянет. А денек-то жаркий, к вечеру душок пойдет… и ветер на деревню…

По правде говоря, некоторое подозрительное благоухание имело место уже сейчас. К сожалению, извлечение утопленников из природных водоемов не входило в число любимых занятий ни одного из присутствующих. Тем более из этого конкретного водоема – широкой реки с прозаическим названием Пеструшка. На пологих берегах, плавно переходящих в заливные луга, колыхалась выбеленная солнцем трава, кое-где зеленели низкие камыши, по мелководью стайками шныряли мальки, а вверху вилась мошкара. Но ни одного купальщика, прачки, рыболова или хотя бы плещущихся у берега гусей.

Увы, девять алчущих взглядов не могли заменить один хороший толчок. Труп продолжал безмятежно загорать на отмели, и не думая грести к комитету по встрече, весьма опечаленному этим обстоятельством.

– А вона ведьма трактом едет, – заметил кто-то. – Может, ее попросить?

Идея загрести труп чужими руками пришлась всем по душе. Пошептавшись, на переговоры отрядили старосту на пару с Гдынем. Первого – собственно для беседы, второго – чтобы хоть ненадолго от него избавиться (по официальной версии – для моральной поддержки).

Черная кобыла плелась нога за ногу, и селяне успели выскочить на тракт перед самой ее мордой. Взаимной радости от встречи не последовало: возмущенная лошадь лязгнула клыками не хуже волка, чуть не оттяпав старосте нос. Дремлющая в седле ведьма тут же встрепенулась, недоуменно обвела мужиков серыми заспанными глазами.

«Совсем молоденькая, – удивленно отметил Гдынь. – Поди, и третью дюжину не разменяла. Хотя кто их, ведьм, разберет – может, снадобий своих наглоталась и враз на полвека помолодела. Одета неброско, по-дорожному, меч, судя по рукояти, совсем простецкий. Длинные рыжие волосы небрежно рассыпались по плечам, челка заплетена в две тонкие косички, заправленные за уши».

– Экий денек нынче славный выдался, госпожа ведьма, – заискивающе начал староста. – Прям благодать, чего и вам от всей души желаю. Вы нам с утопленничком не подсобите?

– Кого топить? – невозмутимо поинтересовалась девушка.

Гдынь на всякий случай попятился, но староста разглядел, как легонько подрагивают в улыбке уголки губ, подкрашенных серебристой эльфийской помадой, и уже смелее продолжал:

– Да у нас один уже имеется, может, соблаговолите к берегу подогнать?

Ведьмочка прищурилась, разглядывая столпившихся у реки людей и объект их общего интереса. Недоуменно, но согласно пожала плечами и молча тронула поводья.

Лошадь не спеша потрусила к берегу. В отличие от деревенских кляч необычное оформление отмели ее ничуть не смутило – напротив, она принюхалась, облизнулась и, наклонив голову, жадно припала к воде.

Хозяйка потрепала ее по холке и спешилась.

– А на кой он вам, уважаемые?

– Сгодится, – упрямо повторил Гдынь, по-прежнему держась в отдалении как от ведьмы, так и от воды.

В дриадских сапогах можно смело зайти в воду по колено, но я не без оснований опасалась, что, сделав еще один шаг, провалюсь туда вместе с головой. Пеструшка – мелкая, но подлая река, изобилующая омутами. Один из них как раз примыкал к самому берегу, черное размытое пятно резко выделялось на фоне общей прозрачной голубизны с там-сям просвечивающими сквозь воду корягами.

Поудобнее утвердившись ногами на самом краю берега, я вытянула руку и сделала круговое движение кистью, словно наматывая на нее веревку. Труп шевельнулся и начал медленно сползать с отмели. Толпа восторженно засопела. Интересно, что они с ним будут делать?! Столкнули бы на стремнину – и вся недолга. Или боятся, что соседи ниже по реке воспримут спущенный на них труп как личное оскорбление?

Вышеупомянутый тем временем величаво дрейфовал к берегу. Я опустила руку, присела на корточки и со второй попытки подцепила голову за краешек левого рога. Подтянула поближе, ухватилась за правый и приготовилась к заключительному рывку, но тут вода взбурлила и утопленник почти целиком – за вычетом башки – исчез в зубастой пасти, плавно перетекающей в черное скользкое туловище. Маленькие, красные, глубоко посаженные глазки буравили меня далеко не ласковым взглядом.