Павел Марушкин - Музыка джунглей

– Ну возможно, возможно. Джанги ведь тоже не единственное, что есть в музыке. Не зацикливайтесь!

– Скажите, док, а такое имя – Кумарозо вам ничего не говорит? – уже в дверях спросил Иннот.

Психотерапевт развёл ладонями.

– Увы! А кто это?

– Так звали одного из моих… «альтер эго» во сне.

– Это может быть какая-то вполне реальная личность, – пожал плечами психотерапевт. – Знаете, как интересно работает иногда наше подсознание: некогда услышанное вдруг всплывает в памяти в самые неожиданные моменты. С другой стороны, слишком уж похоже на слово «кумар», хе-хе! Не злоупотребляйте этим, молодой человек!

– Хо-хо! – подхватил Иннот. – Ладно, док, до следующей встречи!

Всё-таки не стоит слишком уж откровенничать с ним, думал Иннот, спускаясь вниз по лестнице. Ну не может человек, обладающий таким объёмом информации о других людях, не заинтересовать в конце концов соответствующие учреждения. А там умеют подобрать ключик к любому! Не зря же он спросил относительно трений с законом. Во время сеансов каюкер старался обходить стороной моменты, которые могли бы дать реальную информацию о его профессиональной деятельности; так, например, рассказывая о своих странных снах, он ни словом не обмолвился, что «прорыв» случился у него после падения с крыши. И всё же, всё же… Кое-что, безусловно, можно было почерпнуть из этих бесед. «Плохо, – покачал головой Иннот. – Вот оно, слабое звено, на которое мы почему-то не обращаем особого внимания. Мы меняем имена и квартиры, стараемся ограничить круг общения, а тем временем те, кому надо, вполне могут узнать всю нашу подноготную, просто прихватив дока покрепче».

Совет доктора относительно курсов он, конечно, не принял всерьёз, но, проходя мимо магазина музыкальных инструментов, неожиданно завернул в него. Народу почти не было: лишь два высоченных длинноволосых типа вполголоса спорили о преимуществах коженатяжных тамтамов перед долблёными, да в уголке дремал пышноусый старичок-продавец. Иннот прошелся вдоль прилавка, рассматривая блестящие, прихотливо изогнутые хоботы саксофонов и геликонов, строгие тонкие тела флейт, лакированные, женоподобного очертания гитары, чем-то неуловимо похожие на дорогих путан, и скрипки, сбившиеся в стайку, словно девочки-подростки перед школой. Вдруг взгляд его остановился на некоем странном инструменте. Над уставленным тамтамами и барабанами стеллажом висело на потёртом ремне нечто вроде обтянутого тёмной чешуйчатой кожей бубна с недлинным, похожим на гитарный грифом. Нескольких струн на нём, судя по всему, не хватало.

– А, настоящего знатока видно сразу! – продребезжал у него над плечом старческий голос. – Позвольте-ка…

Иннот посторонился, и старичок-продавец, осторожно подцепив инструмент за ремень длинной бамбуковой палкой, ловко снял его с верхотуры.

– Что это за штуковина? – с интересом спросил каюкер.

– А вы разве не знаете? Это банджо, джанги-банджо. Оно здесь давненько пылится, едва ли не с самого открытия! – Старичок вдруг громко чихнул и, пробормотав «проклятая пыль», осторожно положил банджо на прилавок.

– Я думал, джанги – единственная музыка, инструменты для которой каждый музыкант делает себе сам, – заметил Иннот.

– Так-то оно так, – старичок довольно улыбнулся в сивые усы. – Но заметьте, молодой человек, – ни один джанги-бэнд не обходится без некоего подобия струнных и ударных. Вот вы, вы хоть раз слышали джанги без барабанов?

– Нет, – признался Иннот.

– А в банджо ударные слиты воедино со струнными. Если у вас есть такая штука, смело собирайте свою команду. Ещё парочка тамтамов, тарелки, деревянная флейта – и можно зажигать! Берёте?

– Беру! – неожиданно для самого себя ответил каюкер. – Беру, если вы добавите сюда недостающие струны.

– О чём речь, конечно! – И старичок суетливо зашарил под прилавком. – Не возьмусь говорить с уверенностью, но вполне возможно, что этот инструмент принадлежал некогда самому Чаку Геккола! Вы ещё молодой человек и вряд ли слышали это имя, но лет сорок – сорок пять тому назад это был один из лучших исполнителей джанги в Бэби!

Имя Чака Геккола ничего не говорило Инноту (хотя было вполне знакомо Воблину Плизу). Поэтому каюкер ограничился замечанием:

– Я слышал, что знаменитые музыканты часто подписывали свои инструменты,

– Верно, верно! – оживился продавец. – Но если вы обратили внимание, кожа здесь, – он хлопнул ладонью по корпусу, – натянута совсем новая. Вероятно, старая прохудилась со временем, и её пришлось заменить.

Спустя десять минут Иннот сидел на скамейке в небольшом скверике и настраивал банджо.

– Психотерапевты! – бормотал он, подкручивая колки. – Что они понимают в жизни! Вот откуда я, например, знаю, как обращаться с этой штуковиной? Мелкая шалость подсознания, значит? Ну-ну!

Взяв на пробу несколько аккордов, каюкер вдруг запел на редкость противным голосом:

– Уж расцвели хрензнанте-емы в саду-у…

Проходившие мимо девушки обернулись и захихикали. Подмигнув им, Иннот отложил банджо.

– Хрен-знан-темы, – задумчиво повторил он. – И хрен знан, зачем они там расцвели.

– Трудно в это поверить, но газеты в сезон дождей глупеют просто катастрофически. – Громила осторожно потрогал затылок и сморщился.

Шишка была на месте и изрядно побаливала. Афинофоно сочувственно вздохнул и налил себе ещё пива.

– Откуда такие выводы? По-моему, уровень глупости прессы не подвержен сезонным колебаниям, хотя, безусловно, весьма высок.

– Просто мы с тобой читаем разные газеты, старина!

– Да, у тебя страсть к желтоватым изданиям, я заметил.

– Ты имеешь в виду «Пандемониум»? Ну, его-то я покупаю только ради частных объявлений. Но послушай, что пишет, например, «Вечерний Вавилон»: «Мэр Кукумбер намерен дать благотворительный бал…» Нет, это не то. А, вот: «Бройлер из бойлерной». Одно названьице чего стоит, а? «По словам многочисленных очевидцев, прошлой ночью свершилось неслыханное по наглости и вандализму происшествие. На многочисленных гостей, собравшихся в загородный особняк Омайготтов на празднование шестнадцати л етия младшей дочери Огюста Омайготта, юной Колумбиады, было совершено варварское покушение. Как рассказывают пострадавшие, напавшее на них страшилище имело облик гигантской жареной курицы более трёх метров в высоту. Чудовище вырвалось откуда-то из подсобных строений и набросилось на сидевших в саду, опрокидывая столики и зверски избивая оказавшихся поблизости своими конечностями. Среди начавшейся паники…» ну и так далее. Нет, ты только себе представь! Трехметровая жареная курица! Это просто ни в какие ворота не лезет! Там ещё на пол-листа подобной бодяги. И в конце – комментарии «видных бормотологов». Куда катится этот мир, хотел бы я знать!