Элизабет Кернер - Малый драконий род

— Должен ли я продолжать обучение? — спросил я. Тут он поднял глаза и, хлопнув меня по плечу, улыбнулся:

— Нет, парень, думаю, на первый раз хватит. К тому же, — добавил он, взяв меня за руку и поведя к дому, — мне надо сперва соорудить новый стояк.

Ланен

Я все еще была слегка ошарашена, наблюдая, как они зашли в сени, за которыми располагалась кухня. Нагнувшись, я подобрала ножны Вариена — он про них совсем забыл — и, подобно Джеми, уставилась на последствия Вариенова гнева.

Он разрубил древесный ствол толщиною в пядь — это тупым-то мечом!

Джеми был прав: Вариен не нуждается в долгих занятиях. Теперь ему остается лишь научиться избегать клинка противника и наносить удары по цели.

Вот почти и все.

Шикрар

Возвратившись от Тераш Вора, я снизился на поляне неподалеку от своих чертогов. Вокруг висела холодная тьма. Из слов Кейдры я рассудил, что сейчас, должно быть, первое полнолуние нового года — значит, ночь продлится еще часов семь, пока не наступит рассвет, который, возможно, принесет новую надежду и прояснит мысли. Я помнил, как еще в раннем детстве стал свидетелем зрелища, напоминавшего конец света, — это было в окрестностях Тераш Вора темной ночной порою. На следующий день отец вновь отнес меня туда, чтобы показать, насколько дневной свет способен изменить восприятие. При свете солнца я увидел, что там на самом деле не так уж много огня, как мне показалось ночью. Так что я и теперь надеялся, что приход дня позволит пролить на произошедшее достаточно света — по крайней мере, больше, чем способно дать солнце, — но мне придется вернуться туда, чтобы удостовериться. Пока же, однако, я решил, что остаток пути до своего жилища пройду пешком, поскольку крылья у меня затекли и ныли, а едва залеченное плечо саднило от полета в ледяном ночном воздухе. Все еще стояла зима, но спокойный холод земли казался гораздо теплее стремительных потоков морозного ветра.

Когда видишь багряный огонь, полыхающий в трещинах земли, кажется, будто земная поверхность покрыта кровоточащими ранами, и зрелище это внушает крайнюю тревогу. В окружении тьмы тебя переполняет страх, даже несмотря на то, что ты держишься на безопасном расстоянии от огней... Шагая к своей пещере, я не переставал думать об этом, и меня не покидало беспокойство: я костьми чувствовал, что когда в полдень вернусь на огненные пустоши, то не найду там утешения.

Приблизившись к своим чертогам, я обрадовался, ибо увидел, что Кейдра уже явился туда и зажег внутри огонь в знак приветствия. Разумеется, пока я был объят вех-сном, он охранял чертог душ, это было его долгом, и сейчас вид освещенной изнутри пещеры приободрил меня. Едва я ступил под своды своего жилища, как меня овеяло теплом, и я вздохнул с облегчением.

— Ах, Кейдра, рад тебя видеть, и да ниспошлют тебе Ветры благодать за то, что возжег здесь огонь. Нынче ночью я продрог до костей.

Я ступил прямо в костер, с наслаждением ощущая, как языки пламени облизывают кожу и пронизывающий холод ночного воздуха отступает прочь. Огонь для нас — сама жизнь, и поэтому, если пламя его порождено деревом, он лишь греет нас, не причиняя ни малейшего вреда. Я закрыл глаза и, выгнув дугой длинную шею, прильнул носом чуть ли не к самому основанию костра, позволяя дружественному пламени согреть мое лицо, и восторженно вздохнул от блаженного тепла. Огонь нежно ласкал самоцвет моей души, что сиял у меня во лбу, и от этого по всему телу растекался жар. Я подобрал хвост и плотно прижал крылья к бокам, чтобы каждому участку кожи досталась частичка этой пламенной ласки. Кейдру позабавило мое самозабвение, и он зашипел от смеха, глядя, как я купаюсь в благодатном тепле.

Кроме того, он приготовил для меня большой кубок теплой воды, благоухавшей листьями итакхри. Настой этих листьев для нас пусть и не является первым снадобьем от всех недугов, как лансип для гедри, однако имеет приятный вкус и разливает по телу благотворное тепло, возвращая бодрость холодными зимними ночами. Как только я смог оторваться от своей огненной ванны, как сразу же припал к кубку и выпил все до дна.

Кейдре пришлось ждать меня довольно долго, однако он был вынужден набраться терпения, если хотел что-то от меня услышать.

— Ну как, отец?

Ответил я не сразу. У меня перед глазами все еще стояли огненные пустоши, и слова будто застряли у меня в горле.

— Отец, что ты обнаружил? — спросил он вновь. Голос его слегка посуровел: он хорошо знал меня и угадывал мое настроение.

Забудься я на миг — и мой голос сразу бы меня выдал. Но я произнес спокойно:

— Кейдра, сын мой, все ли у вас в порядке с тех пор, как родился малыш? Не забываешь ли ты, опьяненный своим счастьем, подниматься в воздух? Или, быть может, все время проводишь теперь подле сына?

— Мы с Миражэй летаем ежедневно, — ответил он с улыбкой. — Поочередно, каждый по два часа, как ты сам учил меня когда-то.

— А Щерроку, значит, понравилось вчера, когда вы взяли его с собою в небо? Что ж, хорошо. — Я прикрыл глаза. — Лишь спустя годы он научится летать сам, бедный малыш. Но я боюсь, что нам всем придется отдаться на волю полета гораздо раньше.

Не знаю, говорило ли в Кейдре упрямство, или же он просто не мог угадать того, что я видел.

— Зачем еще? К чему ты заговорил о полете, отец? За огненными пустошами нужно наблюдать, это верно, но какая нужда сейчас Щерроку в полете, он ведь еще совсем мал?

Я обратился к нему мысленно, явив перед его внутренним взором то, что все еще не мог облечь в слова. У Кейдры вырвалось проклятие..

— Во имя Ветров! Отец, ты уверен? — спросил он сдавленно. Голос его звучал опустошенно: как я уже говорил, он хорошо меня знал.

— Если хочешь, спроси Идай, она тоже была со мной, — ответил я. — Однажды — давным-давно, когда мне едва миновал второй келл, — я видел, как огненные пустоши свирепствовали под звездным небом. Но по сравнению с тем, что мы с ней наблюдали этой ночью, прежнее зрелище кажется мне теперь не опаснее облака, заволакивающего луну.

— Понимаю, — произнес Кейдра со вздохом и на мгновение умолк. Потом, глянув на меня, недовольно продолжал: — Ты же знаешь, что среди нас найдутся такие, кто даже в этом будет обвинять госпожу Ланен и государя Акхора. Еще бы: стоило произойти хоть какому-то сдвигу, как дому нашему уже грозит уничтожение. Не завидую я тебе, отец: как ты собираешься разубедить их в этом?

— Буду бить их друг о друга лбами, пока не вышибу из них всю дурь, — ответил я коротко.

Мысль, высказанная Кейдрой, посещала прежде и меня. Я знал, что после того, как Акхор со своей возлюбленной покинули остров, в любой напасти, какая бы ни случилась в ближайшие несколько десятков лет, будут винить именно их. Но я и предположить не смел, что так скоро может произойти что-нибудь столь серьезное. Ну, что ж поделать. А жизнь тем и хороша, что застает нас врасплох, когда мы дремлем. Я зевнул.