Алекс Извозчиков - Хуторянин (Лишний 1) (СИ)

«Тупой и жадный выкормыш человеческой самки! Сам не понимает куда лезет со своей жалкой железкой! Да любой зверь, кроме человека, удерёт от этой вони куда глаза глядят.

Кроме человека…»

С коротким рыком собака рванула придурка за запястье, повалила на землю. Большой охотничий нож рыбкой юркнул в густую траву. Чуть сильнее стиснуть зубы и жизнь совсем покинет хилое тельце, но… серьёзных неприятностей человеческий недоделок не принёс… Пусть живёт недотёпа. Всё же, хоть и в прежней жизни, она взяла несмышлёныша и его прайд под заботу и защиту.

В прежней жизни?! Рьянга вновь зарычала и обалдевший от её совершенно неожиданной агрессии подпёсок испуганно сжался. Туман в собачьей голове рассеялся и хоть справиться с бурлящими там разом ожившими древними инстинктами и кусочками родовой памяти силёнок пока не хватало, псина почувствовала себя гораздо уверенней. А ещё она ощущала… нет, была уверенна, что ради спасения того, кто лежал всего в нескольких шагах, не моргнув глазом загрызёт не только давно надоевшего человеческого щенка, но и весь его прайд вместе с овцами, курами и коровами…

Когда резкая боль рванула запястье, Шейн от неожиданности потерял нож и плюхнулся на задницу в двух шагах от полумёртвого доходяги. Неожиданное нападение не особо послушной, но всегда добродушной Рьянги напугало, что называется, до усёру. Разом вспомнилось, что клятая псина совсем не дворовая шавка, а настоящий волкодав и даже весит больше него самого. Очень захотелось сбежать, но без собаки возвращаться домой смерти подобно, отец со злости просто забьёт кнутом на конюшне.

— Ряни, Ряни, иди ко мне, девочка, — засюсюкал по-приторней, хоть голос и подрагивал от страха. Псина мотнула, головой, но осталась на месте. Пришлось осторожно, на трясущихся ногах подходить самому. Заодно и доходягу смог рассмотреть. Изрядно подраный мужик лежал на спине и едва дышал. В глаза бросились сапоги на широко раскинутых ногах и Шейн разом забыл от жадности обо всём. Такое нельзя бросать! Даже на вид, даже издали они выглядели крепкими и очень удобными. Хоть и странные. Таких застежек он никогда не видел, да и подошвы из тёмно-жёлтой кожи… Цельные, словно вырезанные из единого куска. Это что же за зверь был со шкурой такой толщины и прочности! Каблуки с носами лишь самую малость потёртые, так, словно сапоги и не носил никто, а ведь видно, что обувь далеко не новая!

Жадность заглушила страх и Шейн присел у ног бродяги. Дрожащие от возбуждения руки непроизвольно сунулись к поясу. Папаша по пьяни любил похвастать своей лихостью ополченца-копейщика первой линии, но уже после второго жбанчика вонючей браги упорно сбивался на одно и то же: «Мордой его в землю, мордой! Придушить слегонца, потом приподнять да засопожничком-то в горлышко слегонца, опять же… Не-е-е, резать горло раззор сплошной… Кончиком ткнуть, да не с дури, не с дури, слегонца так, чтоб не сильно бежало-то, не брызгало… Я его завсегда специально вострил, кончик-то. Потом попридержать болезного, пока кровушка в землю не стечёт… да не просто, а чтоб под уклон шло. Он и не дёрнется, смерть от такого быстрая, да лёгкая. И шмотьё, опять же, без кровянки и лишних дырок… А в грудину пырять, да горло резать раззор один…»

Злобное ворчание за спиной прогнало наваждение, Шейн отдёрнул руки от пустых ножен и облился холодным потом. Его била крупная дрожь, ходили ходуном нелепо растопыренные пальцы… Если собачка сразу не бросилась, то и сапоги с ног бродяги содрать позволит. И окровавленные лохмотья на искалеченном теле обыскать стоит. Повозившись под неустанным надзором с невменяемой тушкой, Шейн решил, что мужик и сам вскоре сдохнет. Хотел отойти, но наткнулся на приоткрытую пасть.

— Совсем от безделья с ума рухнула?!

Но псина только скалилась, да тихонько рычала, когда обойти пытался. Шейн выругался от бессилия, но тут его взгляд уткнулся в недостроенную полуземлянку.

— Хо! Животина дура, дура, а соображает! Вдруг кто сюда притащится, лучше уж по-тихому…

Затащил голое и скользкое от крови тяжеленное тело в яму, прикрыл сверху хворостом Рьянга не мешала, ей и самой не хотелось оставлять раненого на виду. А так совсем хорошо — человек не увидит, а зверя запах отгонит. Вот только подпёсок… сейчас от него сильно несло страхом, с примесью смутной опасности, но прямой угрозы человеку по прежнему не чувствовалось. Щенок так ничего и не понял… он даже помог… вроде. Одежда и обувь могли помешать, особенно обувь… Тело прикрыл. Как всё пойдёт и сколько займёт полное перерождение зверюга не знала, но чуяла, что ещё не время. И Рьянга решилась. Истинному сейчас ничего не угрожало, а подпёска она и вправду брала под охрану. Отгонит его на хутор к вожаку человечьего прайда и вернётся. Должна успеть а если и нет, то найдёт Истинного по следу.

На хуторе не сложилось. От щенка отделаться не удалось. Вожак прайда их встретил неласково, потом и вовсе взбесился, отобрал у Шейна сапоги и погнал обратно. Ещё и Рьянгу попытался запереть в овине. Грызанула так, что полупьяный бугай вылетел из овина вместе с дверью. Так и пропала уйма времени — одна бы она вернулась еще до полуночи. Пока шли на хутор слегка успокоилась, но и на коротких привалах, и на ночь устраивалась поближе к мешку с Его сапогами. Запах. Его запах. Агрессивно чужой и такой притягательный, он бередил мозг и неясной тоской томил душу.

На обратном пути вся извелась от неясной тревоги. Утром на подходе к реке и вовсе потеряла голову… Шейн давно отстал и неуклюже тащился где-то сзади. Повизгивая от нетерпения Рьянга расшвыряла сучья, бросилась вниз и… получила сильнейший удар по голове. Был ли то «дружественный огонь» или же наказание для через чур шустрой, но такой глупой молодой суки за то, что бросила Его без охраны? Рьянга не знала, а когда она очухалась, под самым носом нашлись большая свежая рыбина и котелок с чистой, холодной водой. А чуть в стороне сидел хоть и слабый, но живой и уже здоровый Старый Вожак…

И была Охота!

Первая Охота Истинного!

Того уже не в шутку ломало в пограничном[22] состоянии, когда Зверь рвётся на волю, но слабое человеческое тело ещё не готово, оно вопит и бесится от страха. Его запах жёг Рьянге ноздри, буквально, кричал, что время уже истекло, что промедление убивает Истинного

Первая трансформация происходит в кипении смертельной схватки на самом пределе сил, когда страх, ужас и отчаяние смешиваются с эйфорией и безумием победы, когда кровь Истинного бурлит адским коктейлем из адреналина гормонов и прочего, прочего, прочего. Второй элемент биологического бинарного заряда столь же переполненная кровь жертвы. Стоит ей попасть в организм Истинного, как разум рвёт в клочья, а тело идёт в разнос срывая старые устоявшиеся формы.