Мэри Стюарт - Хрустальный грот

— На сей раз неприятности ожидают тебя, — разъярился я, — если ты сейчас же не сделаешь так, как я тебе велю.

— Нечего тут изображать из себя короля, — заявил конюх. — Я лишь хотел уберечь тебя от порки.

— Я понимаю это. Извини меня. Я хотел… кое-что проверить.

— Но мне-то ты можешь об этом рассказать, ведь так? Я вижу, как тебя все эти дни что-то грызет. Что же это?

— Я и сам не знаю, — честно ответил я. — В этом ты не сможешь мне помочь. Забудь. Послушай, а короли не говорили, куда они идут? Уж конечно, они могли наговориться в Сегонтиуме или по дороге сюда?

— Они отправились на вершину утеса. Там есть место на самом конце кряжа, откуда долину видно со всех сторон как на ладони. Говорят, там когда-то стояла древняя башня. Ее называли Динас Бренин.

— Королевская Твердыня? А большая это была башня?

— Теперь там ничего, кроме кучи камней. А что?

— Я… ничего. Интересно, когда мы тронемся в путь?

— Говорили, через час. Слушай, почему бы нам не спуститься вниз и не сразиться в кости?

— Нет, спасибо, — улыбнулся я. — Я что, оторвал тебя от игры? Прости.

— Не извиняйся. Я все равно проигрывал. Ладно, оставлю тебя одного, но ты не сделаешь какой-нибудь глупости, правда? Нет смысла рисковать своей шеей. Помни, что я говорил тебе о вяхире.

И в то же самое мгновение над нами, хлопая крыльями, стрелой пронесся вяхирь, обдав нас струей морозной пыли. Сверху на него готовился напасть мой побратим-мерлин.

Вяхирь немного изменил свой полет, встретив на пути склон горы, и метнулся вверх, почти касаясь склона, как скользит по гребню вздымающейся волны чайка. Вяхирь стремился к густым зарослям у края лощинки, до земли ему было не больше фута, и нападение могло обернуться для сокола немалой опасностью, но, очевидно, он умирал с голоду, едва вяхирь подлетел к зарослям, мощная птица камнем упала на него.

Крик, яростно пронзительное «куик-ик-ик» сокола, треск ломающихся ветвей, а затем — ничего. Несколько перышек, словно снежинки, лениво опустилось на землю.

Я побежал вверх по склону.

— Он поймал вяхиря! — Было ясно, что произошло; обе птицы, сцепившись, влетели в заросли и рухнули наземь. Судя по тишине, очевидно, они, оглушенные, обе лежали в чаще.

Заросли представляли собой густое переплетение ветвей, почти полностью покрывавших крутой склон лощины.

Яростно разметывая во все стороны ветви, я продирался сквозь кусты. Упавшие перья указывали мне путь. И вот я нашел их. Вяхирь был мертв. Он лежал ничком, распластав крылья, как в момент падения на камни; яркие капли крови размазались алым по переливающимся перышкам шеи. Поверх вяхиря лежал сокол. Острые когти глубоко вонзились в спину вяхиря, хищный клюв наполовину погрузился в тело жертвы. Сокол был еще жив. Когда я склонился над птицей, ее крылья слегка шевельнулись, а голубоватое веко приподнялось, открыв свирепый темный глаз. Задыхаясь, подошел Сердик и похлопал меня по плечу.

— Не трогай его. Он поранит тебе руки. Позволь мне.

Я выпрямился.

— Вот что произошло с твоим вяхирем, Сердик. Не пора ли нам позабыть о нем? Нет, не трогай их, не надо. Мы заберем его, когда будем возвращаться.

— Возвращаться? Откуда?

Я молча показал на квадратный черный проем, словно дверь внутрь горы за чащей, как раз в том направлении, куда летели птицы. Вход, невидимый случайному взору, доступный лишь тому, кто, сообразуясь с какой-либо причиной, проложил себе дорогу сквозь переплетение ветвей.

— Зачем нам туда? — спросил Сердик. — Судя по виду, это штольня заброшенной шахты.

— Да. Именно ее я и собирался осмотреть. Зажги огонь и пошли.

Он начал возражать, но я быстро осадил его:

— Можешь идти или оставаться, это твое дело. Но дай мне огонь. И поторопись, у нас мало времени.

Я направился ко входу в шахту, а он, все еще бормоча что-то себе под нос, принялся собирать пригоршни сухой травы и веток, чтобы смастерить из них факел.

Сразу за входом, там, где рухнули сгнившие подпорки, путь нам преградила куча мусора и обвалившихся камней, но дальше проход был свободен, и в глубь горы уходила почти ровная подземная галерея. Я мог продвигаться, почти не пригибаясь, а Сердику, который был небольшого роста, приходилось лишь слегка сутулиться. Пламя сделанного на скорую руку факела отбрасывало нам под ноги кривые тени. В полу проступили борозды, оставленные корзинами, которые вытягивали наружу, а на стенах и потолке виднелись следы от кирок и зубил, при помощи которых прорубили этот туннель.

— Куда, во имя всех богов, мы, по-твоему, идем? — Голос Сердика у меня за спиной дрожал от напряжения. — Послушай, давай повернем. В старых штольнях небезопасно. Свод может рухнуть.

— Он не рухнет. Не дай погаснуть факелу, — даже не остановившись, отрезал я.

Туннель свернул вправо и начал полого опускаться вниз. Под землей совершенно теряешь способность ориентироваться; там нет ни малейшего движения воздуха, которое, погладив тебя по щеке, способно дать хоть какую-то подсказку даже в кромешной темноте. Но я догадывался, что, следуя за поворотами, мы медленно, но верно пробираемся в самое сердце горы, на которой некогда стояла древняя королевская башня. Время от времени влево и вправо открывались проходы, но нам не грозила опасность: мы шли по главной галерее, а скала казалась довольно прочной. Местами нам попадались обвалившиеся с потолка или стен камни, а однажды путь почти полностью преградила осыпь, но я перелез через нее, а дальше туннель был свободен.

Сердик перед осыпью остановился. Подняв повыше факел, он смотрел мне вслед поверх камней.

— Во имя всех богов, Мерлин, вернись! Это даже не глупость. Говорю тебе, такие места очень опасны, а мы лезем в самое чрево скалы. Одни боги знают, кто обитает там внизу. Пойдем назад, парень.

— Не трусь, Сердик. Здесь места много, ты легко пролезешь. Давай же. Скорее…

— Вот этого я не сделаю. Если ты сию минуту не выберешься оттуда, клянусь, я уйду и расскажу обо всем королю.

— Послушай, это очень важно. Не спрашивай меня почему. Но готов поклясться, что там нам ничто не угрожает. Если ты боишься, тогда отдай мне факел и возвращайся.

— Ты же знаешь, что я не могу так поступить.

— Да, знаю. Ты побоишься вернуться к ним и рассказать обо всем, верно? А если ты бросишь меня здесь и со мной что-нибудь случится, что тогда, по-твоему, с тобой будет?

— Правду они говорят, когда называют тебя дьявольским отродьем, — пробурчал Сердик.

Я рассмеялся.

— Когда мы выберемся наружу, можешь говорить мне, что хочешь, однако сейчас поторопись, Сердик, очень прошу. Обещаю, с тобой ничего не случится. В воздухе сегодня не чувствуется беды, и ты сам видел, как мерлин-сокол указал нам на вход.