Ник Перумов - Дочь некроманта

— Я теперь сама решаю, что мне делать, — отрезала она.

— А еду ты уже решила, где брать будешь? — парировал поури.

Она прикусила язык. Проклятый карлик был совершенно прав.

— А вдруг ты меня съешь? — вырвалось у нее.

— Съем?! — внезапно рассвирепел поури. — Вот глупая девчонка! Никогда еще не видел таких глупых человеческих девчонок. Да если б хотел — давно уже съел. Связал бы, зажарил и съел. А я тут с тобой все толкую и толкую. Усекаешь, э?

— Усекаю, — согласилась она. — Так что, надо идти, э?

— А ты тут собираешься оставаться? — карлик осклабился в ухмылке. — И что делать, э?

Она не ответила.

— Короче, собирай манатки и пошли, — сказал поури, поворачиваясь к ней спиной. — Я сейчас кой-кого из наших приведу… поможем тебе твоих похоронить. Мы волшебников чтим.

Девочка не сообразила спросить в тот момент, а откуда, собственно говоря, поури знает, что ее дедушка и мама обладали волшебной силой?

— Много не бери, — распорядился напоследок поури. — Не потому, что нести тяжело, а просто… негоже вещи из мертвого дома брать. Беда следом пойдет.

— Я уже ничего не боюсь, — отрезала она. Совершенно не по-детски.

— И напрасно, — покачал головой поури. — Если хочешь жить — надо бояться.

— А если мне незачем жить?

— Вот глупая девчонка! Нет, настолько глупых человеческих девчонок я точно никогда не видывал. Живут для того, чтобы жить, а иного смысла пока еще никто не открыл. Ну как, философическая дева, идешь со мной? Или нет? Решай быстро!

Она закусила губу и быстро кивнула.

Старая жизнь уходила навсегда.

Поури сдержали слово. Очень скоро их тут оказалось, наверное, с пять десятков. За работу они взялись споро и дружно.

Выкопали две могилы, не жалея спин, притащили из лесу пару замшелых валунов, пыхтя, взгромоздили их на только что засыпанные ямы.

Девочка не проронила ни слезинки. Слезы кончились раз и навсегда, когда она плакала на груди мертвой матери.

Она ничего не взяла с собой, кроме лишь немногого нужного в дороге. Да еще маленького, оправленного в серебро рога, невесть уж как и почему оказавшегося у дедушки. Дедушка очень его ценил, берег, любил в свободную минуту полировать серебряный оклад — так пусть же рог и дальше гуляет по свету!.. Настанет день, когда она, Лейт, протрубит в этот рог перед бастионами врага, и гордые знамена затрепещут в ужасе перед ней, Мстительницей…

А потом она подошла к могильным камням. Невесть откуда пришедшим властным, достойным королевы (даже не принцессы!) жестом молча велела поури отойти.

Сощурила глаза. Вгляделась в поверхность камня, словно норовя рассмотреть какие-то мелкие письмена.

Раздалось легкое шипение. Зазмеился дымок.

И на поверхности валуна стали медленно проступать буквы.

Эльфийский прихотливый алфавит, каким привык писать письма дедушка, — письма к старым друзьям, которые, девочка знала, никогда никому не отправлялись.

«Велиом, волшебник. Убит магом с черным посохом. Кто сможет это прочесть — отомстите за него. Если не удастся мне».

«Дариана, дочь Велиома, волшебница. Убита магом с черным посохом. Кто сможет это прочесть — отомстите за нее. Если не удастся мне».

И в обоих случаях она подписалась — но не обычным своим домашним именем — Лейт; совсем-совсем другим.

Ниакрис.

На языке эльфов — нечто больше, чем ненависть, чем боевое безумие, чем ярость. Ниакрис — это то, что двигает человеком, когда тот идет мстить, будучи готов уплатить куда более высокую цену, чем собственная жизнь.

Поури за ее спиной выразительно молчали. Похоже, кое-кто из них понял написанное, по крайней мере подпись.

Ниакрис. Так отныне будут звать некогда нежную Лейт.

Она отыскала взглядом в толпе первым заговорившего с ней карлика.

— Я готова, — произнесла она, поворачиваясь спиной к брошенному на произвол судьбы последнему убежищу несчастной Дарианы и ее отца.

Дорога подхватила ее, закружила, повлекла за собой, точно бурная река — маленький желтый осенний листок. Поури уходили на юг, оставив за собой пылающие развалины Моста и Тупика. Поури на сей раз удовольствовались тем, что просто сожгли все, могущее гореть, не предаваясь своему излюбленному занятию — охоте за людьми. Большинству обитателей удалось сбежать. И сейчас отряды карликов бодро маршировали на юг, старыми лесными тропами, невесть кем и невесть для чего проложенными.

Взявший опеку над девочкой карлик не отходил от нее весь первый переход, а на привале неожиданно сказал:

— Ну, хватит бездельничать. Назвалась Ниакрис — будь любезна, соответствуй.

— А это как? — насторожилась девочка.

— Ну, для начала — научись кашеварить. Это умение, знаешь, и в дороге всегда пригодится, и в людских местах на кусок хлеба заработаешь… гм… честным трудом.

Надо учесть, что никто из рода поури никогда не заработал честным трудом даже медного гроша. Если, конечно, не считать честным трудом наемничество.

— Хорошо, — сказала девочка. Сказала без всякого выражения, без неприязни, отвращения, любопытства — ей словно было все равно, что делать: кашеварить или убивать.

Так началось ее учение.

Она варила поури их любимую кашу, на человеческий вкус — совершенно отвратное месиво с тошнотворным запахом. Но — варила, не морщась и не отворачиваясь, и поури что было силы колотили ложками по котелкам, тем самым выражая высшее одобрение стряпухе и одновременно требуя добавки.

А потом…

— Меч в руках когда-нить держала? — без обиняков спросил опекавший ее поури. — Держала, нет, э?

— Держала, — кивнула девочка.

— Тогда бери, — поури бросил ей на колени короткий клинок в простых ножнах, обтянутых черной кожей. — Бери и становись. Посмотрим, как ты его удержишь…

Поури не признавали тренировок на тупом оружии. Они бились всегда боевым, и притом в полную силу. Далеко не все возвращались домой со своего первого и зачастую последнего в жизни поля…

Девочка медленно выпрямилась, вытерла руки о грязный передник. Сбросила его, раздернула шнуровку на курточке. Встала перед поури; клинок вылетел из ножен с легким шорохом — Ниакрис выдернула его одним движением, настолько отточенным и четким, словно за этим стояли годы и годы упорных занятий.

Поури крутил излюбленное оружие своего народа — шипастый цепной кистень. Обе руки его защищены были рукавицами толстой воловьей кожи с нашитыми железными полосами. Он, похоже, не собирался ничего объяснять или показывать. Девочке, назвавшей себя Ниакрис, следовало доказать свое право носить это имя.