Святослав Логинов - Колодезь

По-арабски в ту пору Семён почитай что и не говорил, знатоков турецкого в крепости тоже было не густо. А вот когда Семён с горя попытался объясниться по-датски, то неожиданно услышал ответ.

Повелитель сущего, каким именем его всуе ни помяни, любит для исполнения своих предначертаний извилистые пути. Так случилось и на этот раз. Среди португальских офицеров оказался один, столь же чуждый португальцам, как и сам Семён. Звали его Питер ван Даммам, и был он голландцем, хотя фамилия его оказалась созвучна арабскому посаду, что совсем неподалёку от Маската. В юности ван Даммам бывал в Датской марке, к тому же языки датский и голландский схожи, как, например, схожи промеж себя славянские или тюркские наречия. А дорога, приведшая голландца в Аравию, оказалась и того причудливей. Некогда страна мельниц и тюльпанов принадлежала испанской короне, и с тех пор повелось, что многие фламандские, зеландские и даже ютландские графы служили в Мадриде, хотя испанские власти недолюбливали еретиков. А тут случилось так, что католическое величество король Испании Филипп Третий стал в то же время католическим высочеством королём Португалии Филиппом Первым. Португальцев в Испании тоже недолюбливали, и, должно быть, потому ван Даммаму и его единоверцам в Лиссабоне показалось уютнее, нежели в Мадриде.

С грехом пополам Семён объяснил, кто таков. Особо упирал на своё христианство, вздымая к небу сохранённый Мартынов крест. Так или иначе, но Семёна выслушали. Не хотелось адмиралу верить в подход янычарского войска, но что делать, если форт Кальбу лежит в развалинах? Кто-то же его взял... Офицеры разглядывали мушкет, принесённый Семёном, втайне вздыхали – хороший мушкет, не хуже испанских. Беда, если перебежчик не соврал...

Но уж словам Семёна, что противник готовит ночные нападения, не поверил никто. Один ван Даммам спросил, не переводя адмирала, а от себя самого, на какой из фортов готовится нападение.

– Не знаю, – ответил Семён. – Кто ж простому воину такое скажет?... Но думаю, вылазка будет на один из островов – я видал, что у берега фелюки скапливаются, не иначе войско везти.

Выслушав ответ, ван Даммам захохотал, топорща смазанные помадой усы, которые торчали у него, словно две изготовленные к бою пики. Потом он принялся объяснять что-то офицерскому собранию. Семён разобрал только многократно повторяемое название: Мерани-форт. Теперь уже зареготали все офицеры вместе со своим адмиралом. Отсмеявшись, Руис Ферейра приказал запереть пленника в подвале губернаторского дома. Хорошо ещё, что не в темнице, где Семёна как предателя запросто могли придушить возмущённые арабы. Но и так: в тюрьме не в тереме – веселья не много.

Наутро Семёна извлекли из подвала и вновь допросили. Оказывается, ночью противник переправился на каиках к одному из островов и взял форт Фагель. Конечно, это был не знаменитый форт Мерзни, запиравший вход в маскатскую бухту, но всё равно – потеря чувствительная. Теперь над Семёновыми словами никто не смеялся, его внимательно выслушали и повели на стену, показывать позиции янычар. Ван Даммам с Семёновым ружьём на плече шёл впереди, следом шла охрана, а позади ещё несколько офицеров, пришедших просто поглазеть, поскольку фортификационными работами заведовал голландец. Потому власти и не могли тронуть еретика, что он был инженером, то есть заведовал всем крепостным вооружением и единственный умел вести правильную войну, а не просто переть нахрапом или отсиживаться за стенами.

Поднялись на куртину, откуда прекрасно была видна и бухта, и форты, и вид на отнятую деревню. В двух сотнях шагов от скошенных стен копошились фигуры нападавших. Там никто не гарцевал на конях, не ударял в бубны, не хрипели сурепки, лишь на тонких шестах обвисали в безветрии несколько вымпелов. Не верилось, глядя на будничную работу землекопов, что подошла к стенам неминучая гибель. Однако ван Даммам понял и помрачнел.

– Что там делают? – спросил он, хотя и без того было ясно, что готовятся места под пушечные станки.

– Тюфяки ставить, – пояснил Семён.

– Откуда они у вас? – Ван Даммам скривил губы.

– Лодками подойдут, из Даммама, – Семён сделал ударение на последнем слове. – Потому, должно, и островок дальний брали, чтобы никто не помешал. – Кивнув на бухту, где на низкий берег было вытащено с полсотни каиков, Семён добавил: – Можно бы выйти в море и перенять тюфянчеев. Без пушек тут немного навоюешь...

– Что-то ты многовато понимаешь для рядового солдата... – проворчал ван Даммам. – А вот я посмотрю, как ты из ружья палить умеешь... тогда и увидим, что ты за гусь.

Ван Даммам подошёл к краю куртины, установил треногу, возложил на неё заранее снаряженное ружьё. Скат куртины был обильно покрыт известью и влажно блестел, недавно облитый новой порцией едкой жидкости. Громко чертыхнувшись, ван Даммам припал к прикладу и принялся целиться в одну из копошащихся вдали фигур.

– Боятся меня, – проворчал он сквозь нафабренные усы. – В первые дни у самой куртины скакали, но я их живо отучил... Теперь близко не подходят, понимают, нехристи...

Ружьё бабахнуло, подпрыгнув на треноге. Фигуры, сооружавшие вдали насыпь, зашевелились быстрее, кто-то опасливо пригнулся, но ни один человек не упал.

– Доннер веттер! – раздосадованно крякнул ван Даммам. – Дрянное у тебя ружьё!

– Ружьё хорошее, – твёрдо сказал Семён.

Забрал оружие у голландца и принялся чистить ствол. Засыпал мерку пороха, вбил пыж, опустил в ствол пулю и вновь плотно запыжил. Проверил кремень, всыпал на полку затравку и лишь затем глянул в сторону бывшего своего лагеря, выбирая цель.

Вон торчит Имран-бай – природный турок да ещё и ремесленник, не то портной, не то шорник. Закон строго запрещает брать турок в янычары, поскольку солдаты из них получаются самые дрянные. Немало денег истратил Имран, чтобы записаться в булук, ведь с янычаров и их родственников не берут налогов. Потом, год за годом, сказываясь больным, уклонялся от походов и, безданно занимаясь ремеслом, скопил немалый капиталец. И всё-таки не уберёгся – попал на войну. Правда, и здесь недостойный саплама выкрутился, сумел устроиться деведжи – в обоз. Деведжи над верблюдами надзирают, на штурм им ходить не нужно. А от земляных работ правила не освобождают никого, в те времена, когда закон создавался, никто траншей не рыл и брустверов не отсыпал, так воевали, нахрапом. Вот и пришлось Имрану, взявши лопату, лезть под пули. Хотя он вроде и не понял, что по отряду стрельнули. Стоит как ни в чём не бывало, лениво ковыряет землю.

Семён припал к прикладу, наводя ружьё на ярко разодетого дурака. Никого лучше выбрать нельзя – первый выстрел должен наверняка попасть в цель.