Антон Грановский - Властелин видений

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – настороженно спросил Глеб.

Улита улыбнулась и положила ему руку на грудь.

– Ты люб мне, Первоход, – проворковала она. – Я полюбила тебя еще прежде, чем увидела.

Глеб недобро прищурился и сдвинул брови.

– Молчун впустил меня в свой дом, – отчеканил он. – И я не должен…

Улита порывисто обняла его за шею и прижалась к нему грудью.

– Мне все равно, – прошептала она, не сводя с лица Глеба мерцающих глаз. – Хочу, чтобы ты был рядом! Ну его, этого Молчуна!

Глеб взял руки Улиты и осторожно, но настойчиво убрал их от своей шеи. Потом сказал:

– Мы не должны этого делать, Улита.

– Почему? Я разлюбила Молчуна и полюбила тебя. Что тут такого?

– Я для тебя не гожусь. Молчун любит тебя. Он хороший, надежный, сильный.

– Но не сильнее тебя! Мне люб ты, Первоход!

Глеб досадливо дернул щекой и сухо возразил:

– Глупости. Ты меня даже не знаешь.

Улита улыбнулась, блеснув в полумраке полоской зубов, и покачала головой:

– Нет. Это правда. Ты мне люб!

Глеб вздохнул. Ну, что тут скажешь? Да ничего не скажешь и ничего не объяснишь. Всё, что нужно, это попрощаться и уйти. Так он и сделал.

– Прости, Улита, мне пора. – Глеб хотел уйти, но девка схватила его за руку.

– Погоди, ходок! – Она притянула Глеба к себе, приподнялась и крепко поцеловала его в губы.

– Улита, я…

– Я хочу запомнить тебя получше, чтобы тосковать посладше. Иди ко мне. Один разик.

Она схватила его руку и положила себе на грудь. Глеб, сделав над собой усилие, грубо оттолкнул девку.

– Я сказал – нет. И хватит об этом.

Улита подняла руки и сжала кулаки.

– Вот, значит, как, – вымолвила она дрожащим от обиды и гнева голосом. – Не гожусь я тебе в любовницы. Рожей грязна или грудью тоща?

Глеб молчал.

– Ты все равно будешь моим, Первоход.

– Это вряд ли.

– Будешь! Или сгинешь!

Лицо Глеба стало холодным и насмешливым.

– Ты собралась доложить обо мне охоронцам?

– Нет. Я сделаю кое-что пострашнее. У меня есть прядь твоих волос, Первоход!

– Вот как? Что ж, оставь ее себе на память.

Улита усмехнулась и процедила сквозь зубы:

– Глупый, глупый Первоход… Ты не понимаешь. Я пойду с этой прядью к черной ведунье и приворожу тебя. А если и это не поможет, я велю ей разделаться с тобой.

– В Хлынь-граде запрещено заниматься черным ведовством, Улита. Последнюю ведьму привязали к конским хвостам и разорвали на части два года назад. Все, что ты можешь, это сделать из моих волос кисточку и отгонять ею мух. А теперь прощай. И, кстати, не вздумай докладывать обо мне охоронцам. Меня нельзя убить, потому что в Гиблом месте я съел лиловый гриб, и теперь я бессмертен. А вот вернуться и швырнуть тебя в гнилой овраг я всегда могу.

– Гад… – прохрипела, потрясая кулаками, Улита. – Мерзавец… Чтоб ты сдох!

– И тебе не болеть. – Глеб повернулся и зашагал прочь.

Когда Глеб говорил про разорванную ведьму и про княжий указ, запрещающий темное ведовство, он не врал. Два года назад, незадолго до войны с Голядью, одна молодая ведьмочка темным заговором умертвила любимого шута князя Егры. Казнила его за измену. И казнила страшно. Неизвестно в точности, что она сделала, но у шута сперва выпали все волосы, а потом тело его покрылось язвами, похожими на ожоги. Шут хворал два дня, а на третий изо рта у него вырвалось голубое пламя, и за несколько мгновений он весь выгорел изнутри.

Потеряв любимого шута, князь Егра был в гневе. Вот тогда-то он и приказал переловить всех городских ведьм и вышвырнуть их из города. Две из них позволили себе дерзкие речи в отношении князя, и охоронцы убили их на месте. А еще одну, ту, которая сгубила княжьего шута, Егра приказал порвать на части. Казнь состоялась на Сходной площади, при стечении всего честного народа. Народ наблюдал за казнью молча, боясь гнева ведьмы. Лишь один старик позволил себе крикнуть:

– Сдохни, ведьма!

И у него тут же отнялся язык.

Поговаривали также, что охоронцы, которые свершали казнь, позже заболели и померли. Но доподлинно Глеб этого не знал.

Глеб вообще многого не знал. Например, он не знал, что после его ухода Улита направилась не домой, а в маленькую темную избушку на окраине Хлынь-града, и что в кармане у нее вместе с прядью волос лежала золотая монета, украденная из тайника Молчуна и долженствующая послужить платой за услуги ворожеи.

– Все равно будешь моим, – шептала Улита, шагая по темным, мокрым улицам. – Будешь моим или сгинешь!

3

– Варись, зелье, варись, темное… Гнилой болотной водой заклинаю тебя… Духом лесной чащобы и порванными рыбьими жабрами… Варись, зелье…

Помешивая варево деревянной ложкой, старуха тихо бормотала под нос заклинания. Улита, сидевшая за темным, дубовым столом смотрела на нее с благоговейным испугом.

В этой избе вообще все было темным. Стены, пол, лавки. Темен был широкий воронец, уставленный деревянными баклажками и глиняными горшками. Темно было одеяние ведьмы, и темно было ее страшное, морщинистое лицо, над которым нависали реденькие седые волосы.

Об этой ведьме Улита узнала случайно. Девки на торжке болтали, что есть-де у южной стены Хлынь-града одно заколдованное место, где время от времени, чаще всего после полуночи, прохожие видят черную избу. А в избе той – продолжали шептаться торговки – живет страшная старая ведьма, которая может охмурить любого парня. Нужно только принести старухе прядку его волос или обрезок его ногтя.

Конечно, все это было больше похоже на сказку, чем на быль, но Улита решила попробовать. Чем леший не шутит? В прошлый вечер она подошла к южной стене и спряталась за деревьями. Дождавшись темноты, Улита принялась ходить вдоль стены туда-сюда. Место было мрачное, грязное и зловонное. Кроме нищих да калик сюда никто ни добирался.

Два раза Улита натыкалась на этих нищих, но испугаться не успевала – они сами шарахались от нее, как леший от метелки, и, бормоча заклинания-обереги, спешили убраться вон. Любая другая девка на месте Улиты давно бы струхнула и убежала, но Улиту все это только позабавило.

Так ходила Улита вдоль южной стены добрых три часа, продрогла, проголодалась и хотела уж возвращаться домой, как вдруг что-то увидела.

В одном месте темный воздух еще больше сгустился, и вдруг – прямо на глазах у изумленной девки – на пустом месте, где не росла даже трава, появилась избушка.

Избушка эта была в точности такая, какой ее описывали девки с торжка. Маленькая, ветхая, с кривыми стрехами и широким крыльцом.

Обмирая от ужаса, Улита вошла в избу. Ведьму она увидела сразу, и та оказалась совсем не страшной. Просто маленькая, сгорбленная старушка с морщинистым лицом, похожим на запеченное яблоко.