Галина Гончарова - Некромант. Рабочие будни

Холод, воду, черствый хлеб, нескольких других детей…

И под конец — как ее подвесили на цепях над большим сосудом — и убили.

Медленно.

Вскрыв вены и дав истечь кровью.

У Таши уже язык отваливался, когда Хоши кивком показал, что можно заканчивать допрос. И некромант не удержался от маленькой мести.

— Тамира Амриант! Рхе дершесс!

Тамира Амриант, ты свободна.

Дух девочки гортанно вскрикнул и рванулся вверх. А вот освобожденная сила, согласно закону о противоположностях — вниз.

Зрелище получилось впечатляющее. Тонкий столп концентрированного белого дыма, заключенный в меньшую пентаграмму. В нем мелькает что-то черное и серое, весьма неприятных очертаний… Шаши-таки закрыл глаза. Таши усмехнулся.

Привыкай, мальчик.

Хотя и длилось это все секунд пять. И закончилось — яркой вспышкой.

От чаши и следа не осталось.

От свечей — только пять лужиц воска. В единый миг прогорели до основания.

В полу, на месте меньшей пентаграммы, зияла аккуратная дыра вполне определенной формы. Зрители пребывали в глубоком шоке.

Таши вежливо кашлянул, привлекая к себе внимание — и вышел из пентаграммы. Обычно он так не поступал, но сейчас все запечатано. Это-то он знал. Никто не выберется. А если так — пентаграмма стала просто линиями на полу.

Некромант развел руками.

— чтобы храмовники не учуяли, приходится сбрасывать силу. Сами понимаете, я же не пять минут работал, канал держал… Но вы не переживайте. Там неглубоко. Метра два. Скажете хозяину — оон туда пару мешков земли высыплет — и забудет. Главное, что никто ничего не учует — и никто из нее не вылезет.

Первым пришел в себя Хоши.

— Точно никто не учует?

— Силой клянусь.

— А насколько можно верить словам духа?

— Полностью.

— М-да. Некромант, это ведь ваши обряды…

— Наши, — даже и не стал спорить Таши.

— И что это может быть?

— Сами видите, от ребенка толку мало.

— Но все-таки?

— Вернуть молодость, красоту, потенцию, продлить жизнь… в зависимости от направления силы в ритуале.

— И это возможно?

Таши замялся, подбирая формулировки.

— Это… вот представьте себе, что есть ведро. Рассохшееся. Со щелями. И из него утекает вода.

— Так…

— Ритуал поможет наполнить его. Но вода все равно будет утекать. А к имеющимся щелям добавится еще одна. И так — каждый раз.

— То есть в результате — все равно смерть?

— Она у нас всех будет, — пожал плечами Таши. — Но — да.

— И я так понимаю, сначала жертвы будут требоваться реже, а потом все чаще и больше?

— Правильно понимаете, молодой человек.

Хоши выругался.

— Так это и моего племянника уже могли…

— А его вещи тут были?

— Ложечка.

— Тогда пока жив. Только как его похитили. Неужто не знали?

— Откуда бы.

Хоши криво усмехнулся.

— Жизнь у меня опасная. Сам понимаешь. И быть моими родными тяжко. Я из Тивараса родом, уезжал, вернулся — меня и не узнал никто. К сестренке зашел, сказал молчать. Она и помалкивала. А я им втихую помогал. Это уж сейчас, когда Дарни украли, а Шамира слегла…

— Понятно.

— Некромант, я золотой должен?

— Да.

— Вот, возьми, — Хоши как-то постепенно перешел "на ты". - и давай к Шамире сходим?

— За отдельную плату.

— Разумеется.

Конечно, просто так некромант не пошел.

Сначала надо поломаться, пожаловаться на то, что годы, ломота в пояснице и хромота на обе ноги… эх, старость не радость…

Впрочем, когда один из громил предложил Таши достать ослика, некромант покривился — и согласился идти пешком. Благо — недалеко.

Маленький домик Таши понравился.

Беленький, чистенький, стоящий посреди ухоженного палисадника — детям хорошо играть в таком. Но тесно. Вот и выбегают на улицу, вот и…

А теперь посмотрим другим зрением.

— Смертью пахнет, — шепнул Фирт.

Но Таши и сам это осознавал. Аура вокруг домика ему решительно не понравилась. Стоило только перейти на другое, иное зрение и вглядеться…

Когда-то она была чистенькой и ясной. Голубой, розовой, белой, с проскакивающими золотистыми искорками счастья. Да, у жилья есть своя аура. Если в нем не делали зла, если живущие в нем люди любят друг друга — она светлая. А вот если там поселились боль, горе, смерть… люди это тоже ощущают, им ведь неуютно в некоторых домах… только не понимают — почему. А вот Таши видел.

И дыры в некогда целостной ауре, и потухшие искры счастья, и черноту по краям, и проблески кроваво-красного цвета…

Пара дней — и все. Даже он ничем не сможет помочь.

Судя по лицу Хоши — скрыть свои мысли некроманту не удалось. Да он и не пытался.

— Идем в дом?

— Идем, Раш…

В домике тоже было чисто и уютно. Таши увидел валяющийся в углу мячик — и на миг даже у привычного ко всему некроманта защемило сердце. Так живо ему представилось, как женщина выходит из дома и зовет сына, потом бросается на улицу, ищет его кричит, но только мячик лежит в пыли, Шамира поднимает его, прижимает к груди и мечется, мечется по городу…. но все бесполезно. Все уже впустую…

Сама Шамира лежала в спальне. Растрепанная, волосы заплетены в косу, но выбились прядки… видно было, что о ней позаботились, но неумело, как могли…

Симпатичная. И чем-то похожа на Хоши. Такие же губы, тот же нос… хотя что оценишь у полутрупа?

Сейчас волосы на висках слиплись, щеки запали, губы обметало…

Таши наклонился над женщиной. Провел руками. И коснулся ауры.

Хм-м…

Порча. Да какая интересная!

Таши повернулся к Хоши.

— Все. Пойдем отсюда.

— Больше не…

— Нет, больше не надо. Можем поговорить здесь, но лучше в другом месте.

— Какая разница?

Таши понизил голос, так чтобы слышал только Хоши.

— ты ее любишь. Тебе будет тяжелее здесь. Но это хорошо, что ты ее любишь. Я сейчас объясню…

Хоши сверкнул глазами — и кивнул в сторону двери.

На маленькой кухоньке Таши уселся на табурет — и спросил с места в карьер:

— У вас точно никто запретным не балуется? Может, кто тайные книги покупал? Черные свечи? Полынь?

— А…

— Это порча. И очень интересная. Основана на откачке жизненной силы матери к ребенку. Более того, силу получают не только от матери.

— То есть?

— Ты ее любишь. И от тебя тоже идет жизненная сила. Ей. А от нее — сыну. Через сына тому, кто этим занимается. Так что ваш колдун сосет из многих. И в то же время, порча эта не профессиональная. Много силы теряется, рассеивается, ее любитель наводил.

Судя по лицу Хоши — дали б ему того любителя на часок, ох он бы его и возлюбил!