Александр Прозоров - Потрясатель вселенной
Роксалана ходила следом и, заглядывая через плечо, ругалась на вонь и грязь — но все равно не отставала. Скорее не из любопытства, а просто со скуки. Армия кочевников ушла в одну сторону, староста с нукерами рода ворона — в другую, и остался Олег с местными стариками и детишками, которые каким-то седьмым внутренним чувством понимали, что от странного гостя лучше держаться в стороне. А заодно и от его спутницы.
— Ты бы сказал, чего нужно? — не выдержала она, когда на третий день Олег начал рыскать вокруг города, прочесывая леса и поля. — Вместе быстрее бы нашли.
— Мне нужен пуп Земли.
— Ты чего, издеваешься? А уши океана тебе отрезать не требуется?
— Пуп Земли, центр мироздания, средоточие света…
— Попонятнее выражаться ты способен?
— Нужен камень. Размером хотя бы метр на метр, чтобы было где нанести руны. Желательно с плоской верхней частью.
— И как я определю, что это именно пуп Земли, а не ее пятка?
— Потому, что я его таковым нареку, — спокойно ответил ведун, забираясь на очередной взгорок и оглядываясь по сторонам. — Проведу живой кровью линии стяжения, заговорю на ток воды, дам истинное имя.
— Совсем любой? — уточнила девушка. — Совсем-совсем?
— Совсем, — подтвердил Олег.
— Так давай с реки привезем сколько хочешь. Их там было навалом.
— Во-первых, везти нельзя. Камень средоточия должен на своем месте лежать, чтобы с землей успел сжиться и разрыва линий не случилось. А во-вторых, лениво. Неужели в здешних дебрях ни одного приличного камня не найдется?
— Давай разойдемся, — остановилась Роксалана, увидев, как ее спутник ломанулся через заросли рябины. — Порознь больше мест осмотрим. Вон, кстати, слева от тебя из земли что-то выпирает. Не камень, случайно?
Олег повернул голову и крякнул от возмущения:
— Надо же как! Чуть мимо не прошел. А что, вполне сгодится. От города недалеко, с дороги случайным путникам не видно. Высота удобная, как раз мне по пояс. И края ровные, хоть сочинение пиши, — обошел серый гранитный валун Середин. — Самое место для пробуждения земли.
— И это будет центр вселенной? — ухмыльнулась воительница.
— Не вселенной — окрестных земель.
— И что это значит?
— Он станет центром притяжения, — отирая ладонями камень от грязи, листьев и мха, ответил ведун. — Алтарем жизни.
— Олежка, ты китаец? Понятно для русского человека ответить можешь?
— Да запросто, — продолжил работать Середин. — У нас на земле все всегда в движении и напряжении. Откуда-то что-то отсасывается, куда-то притягивается. Магнитные силы тянут все от центра к полюсам, силы Кориолиса толкают воду от левого берега к правому, течение закручивает ее в водовороты, оттягивая от краев к центру, воздух тоже закручивается в вихри, смерчи и циклоны, стягивая к центру все, что поддается его силам. Весь наш мир покрыт вихрями и течениями — и жизненные силы, энергия, циркулирующая в природе, не исключение. Нам нужно лишь немного ближайшие циклоны подтолкнуть, закрепить центр притяжения в нужном месте и усилить восприимчивость смертных, чтобы они поддались влиянию. Ничего особенного.
Ведун скинул на землю заплечный мешок, достал молоток и железную плашку, взятые из походного кузнечного инструмента, и принялся неторопливо простукивать северную сторону валуна.
— Клад ищешь?
— Руны выбиваю. Мела нет, придется так. Потом мертвые знаки желчью вымажу, и они будут черными. А белые и так сойдут. Знаки плоти, знаки дыхания, знаки души, знаки воды, знаки ветра и смерти.
— Это зачем?
— Нам же нужен центр притяжения? К каждому из знаков проведу линию живой крови, закрою водой, наговорю на переступ. Кровь — она предмет особенный, плоть от плоти, но и сама часть ауры сохраняет. Аура — это сила, поперек нее потока не будет, он пойдет на камень, станет накапливаться, и тот превратится в алтарь. На нем можно будет нанести знаки пересечения миров и поставить белые и черные свечи. Если все сделать правильно, в час перемены они сами собой загорятся, создавая мост стихий. На нем можно делать наговор на дым, на птичье перо. Ну как в приворотном заговоре. Только этот дым будет направлен не к кому-то конкретно, а всем вокруг, притягивая их к источнику жизни. В общем, все как обычно.
— Сам придумал?
— Нет, конечно. Так испокон веков святилища создаются. Правда, чаще сам народ для себя храм строит, волхвы его лишь силой наполняют. А здесь придется все с ног на голову повернуть. Но я надеюсь, получится.
— Ручки-ножки, огуречик, получился человечек… — Девушка провела пальцем по первой руне. — Я такие, помнится, на Шуе видела. Мы там сплав устроили всем отделом. Для сплочения коллектива.
— Вот и я для сплочения, — усмехнулся ведун. — Тысячелетия проходят, а ничего не меняется. Ни люди, ни руны.
— Так там было святилище?
— Нет. Без жертв, поклонения и молитв не то что храмы, боги умирают. Но от искренней молитвы они же и рождаются. Ты мне не поможешь? Нужно расчистить все вокруг шагов на двадцать. Нехорошо алтарю в таком запустении находиться. А я пока разбивку сделаю на все семь сторон света.
— Сторон света всего четыре, чуня. — Роксалана взялась за меч, вырубая под корень кустики и тонкие деревца.
— Почему-то люди больше всего уверены в том, что не имеет никакого смысла, — ухмыльнулся Олег. — Что сторон света четыре, что на дворе сосчитанный год, что в круге триста шестьдесят градусов, а в сутках двадцать четыре часа.
— Интересно, умник, а у тебя сколько часов за день набегает?
— Как у всех, двадцать девять.
Девушка остановилась, надолго задумавшись, потом кашлянула:
— У кого «у всех», стоп-кран?
— У кочевников. Разве ты не заметила? У них двадцать девять часов день длится. И ничего, не умерли.
— Меня утомил твой стеб, ментальный карбюратор, — почесала за ухом воительница. — Ты меня совсем за блондинку держишь? Или ты немедленно доказываешь, что не врешь, или остаток жизни будешь петь фальцетом. — И она красноречиво провела пальцами от рукояти к кончику клинка.
— Чего там доказывать? — удивился ведун. — Ты заметила, что дверь всегда обращена к югу? На каркасе напротив входа аккурат двадцать девять вертикальных жердей. Солнце утром через продушину для дыма сперва на первую падает, скользит по решеткам и на закате с последней за горизонт уходит. По этим жердям кочевники часы и отмеряют. «Время второй палки» — это второй час после восхода. «Время коврика» — это ближе к полудню, когда свет на пол попадает, на ковер. «Время постели» — это уже за полдень, на постель свет падает. «Время последней палки» — это закат, вот-вот смеркаться начнет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});