Макс Фрай - Простые волшебные вещи

– Держись пока рядом со мной, парень! – сказал ему я. – Поскольку я теперь царь: имею полное право на личного летописца, как и на любую другую придурь.

– Хорошее начало! – оптимистически заметил Джуффин.

И я решительно открыл парадную дверь своей резиденции.

По морде лица моего блуждала светлая улыбка галлюцинирующего идиота: рассудок напрочь отказывался считать происходящее реальностью. Впрочем, так было даже лучше.

После легкого непродолжительного помрачения ума я обнаружил себя на пороге Большой Приемной – бывшего читального зала. Огромное помещение было полно народу. Я попытался найти в толпе хоть одно знакомое лицо, но все физиономии сливались в одно неразборчивое пятно: мое зрение временно расфокусировалось – с перепугу, что ли?

Рядом робко топтался бедняга Андэ. Видимо, он не привык переживать подобные приключения на трезвую голову. Что ж, он был моим товарищем по несчастью…

– Видишь, где стоят мои коллеги? – шепотом спросил я своего оробевшего «летописца».

Тот молча кивнул.

– Вот и славно. Отправляйся к ним. Если будешь держаться поближе к сэру Мелифаро, тебе будет не слишком скучно.

– Я впиливаю! – с готовностью ответил Андэ и растворился в пестрой толпе где-то справа от меня.

Я посмотрел ему вслед, но ни Мелифаро, ни Джуффина так и не обнаружил. Что за чертовщина?!

Я огляделся по сторонам, но ничего похожего на трон так и не обнаружил. Оно и к лучшему: монарх, не способный отыскать собственный трон в собственном же дворце, – идиотская шутка, вполне в моем вкусе, так что я прекратил паниковать и развеселился. «Где захочу, там и усядусь, хоть на пороге! – сказал я сам себе. – В конце концов, я же здесь самый главный!»

И тогда я воздел руки к небу, как какой-нибудь самозванный пророк, готовый осчастливить неблагодарное человечество полным собранием собственных интерпретаций гипотетической «божьей воли».

– Никто не в силах вообразить себе восторг, охвативший меня при встрече с вами! – язвительно сообщил я.

После этого официального заявления я с достоинством уселся на пороге, скрестив ноги по-турецки. По приемной пробежал изумленный ропот, поэтому я счел необходимым объяснить свой эксцентричный поступок.

– Мое место всегда будет здесь, на пороге, поскольку место владыки должно быть на пороге между людьми и небом, дабы отделять и охранять одно от другого.

Мне показалось, что мое первое сольное выступление возымело успех, и только воспитание не позволило присутствующим зааплодировать. Зато как они задержали дыхание!

Некоторое время ничего не происходило. Я начал было досадовать на медлительность своих подданных, но потом сообразил, что бедняги просто ждут моих указаний.

– Можете подойти и сделать то, что необходимо, – проворчал я.

В глубине зала началось суматошное шевеление. Я терпеливо ждал. Наверное, некий трон все же существовал и был установлен точнехонько в противоположном конце огромного помещения, так что все участники предстоящей церемонии предусмотрительно заняли почетные места у его подножия. Теперь им пришлось срочно менять диспозицию.

В конце концов мои подданные торжественно направились ко мне. Это было не слишком величественное, но, на мой вкус, вполне приемлемое зрелище. С тех пор, как я научил кочевников повязывать головные платки на пиратский манер, они стали почти красавчиками. Несколько дюжин этаких «пляжных мальчиков» в широких штанах до колен и коротких мягких сапожках, с огромными сумками через плечо.

Приблизившись ко мне, ребята склонились в глубоком поклоне, но бухаться на колени, хвала Магистрам, не стали: моя давнишняя лекция о вреде коленопреклонения явно пошла им на пользу.

Процессию возглавлял здоровенный мужик средних лет. Его роскошная мускулатура чуть-чуть не дотягивала до шварценеггеровской; впрочем, я мог спорить на что угодно, что при личной встрече этот герой сделал бы любого культуриста в первом же раунде: в отличие от них он обрастал мышцами в естественных условиях – не чемпионских титулов ради, а в силу житейской необходимости.

– Позволишь ли ты мне назвать свое имя, Фангахра? – дрожащим от волнения голосом спросил этот гигант.

Я чуть не умер от счастья: никогда прежде такие здоровенные дядьки не разговаривали со мной дрожащим голосом.

– Позволю, – тоном человека, решившегося поступиться собственными принципами во имя общего блага, сказал я.

– Я – Барха Бачой. Вот уже сорок три года я всегда еду впереди воинов народа Хенха.

Так вот как называется сей замечательный народ! Стыдно сказать, но до сих пор я так и не собрался полюбопытствовать. Позорище. Урод. Двоечник.

Барха Бачой тем временем продолжал свое выступление.

– До сегодняшнего дня я отвечал за твой народ перед небом, о Фангахра, но небо неохотно внимало моему голосу. Сегодня я прошу тебя освободить меня от этой непосильной ноши.

– Отлично, – кивнул я. – Договорились. Теперь все будет иначе. Я готов отвечать за свой народ перед небом. А ты теперь будешь отвечать за них только передо мной. Обещаю, что в отличие от неба, я время от времени буду внимать твоему голосу.

Барха Бачой буквально засиял внутренним светом. Восхитился, преисполнился благодарности, залепетал что-то трогательное и несуразное. Думаю, до парня так и не дошло, что ничего, в сущности, не изменилось, все обременительные обязанности остались при нем. Ну, разве что, я избавил его от бесплодных попыток наладить диалог с глухонемым небом…

Наконец мой новый знакомец, которого я про себя уже легкомысленно окрестил «генералом», почтительно посторонился, давая дорогу невысокому худощавому старику. Впрочем, в его жилистых руках было, пожалуй, не меньше силы, чем в бугристых мышцах, перекатывающихся под загорелой кожей военачальника. И вообще, дедушка заслуживал самого пристального внимания. Что-то в его облике напоминало мне могущественных Магистров запрещенных Орденов ушедшей эпохи. Мое мудрое второе сердце отлично знало, что старик мог бы стать не менее грозным и опасным существом, если бы его жизнь сложилась немного иначе…

– Я приветствую тебя, Фангахра, – сказал старец. – Мое имя Файриба, и иногда на меня нисходит мудрость. Я пришел, чтобы назвать твое Истинное имя. После того как его звуки достигнут твоего сердца, умрет проклятие, преследующее твой народ с того дня, когда мы потеряли тебя… Попроси своих почтенных гостей не таить обиду за то, что я назову имя, не открывая рта: царское имя не может быть произнесено вслух, поскольку это противно небу.

– Я не знал, что мой народ владеет Безмолвной речью, – удивленно заметил я.