Авдотья, дочь купеческая - Наталья Алферова
— Не строила, вот те крест! — воскликнула молодка. — Оська-кобелюка на кажную юбку кидается.
Дуня упёрла руки в боки и протянула:
— Таак, значит, мало того, что охальник бедную твою жёнку облапал, так ещё и от тебя прилетело? Не жену следовало лупить, а обидчика.
— Так я его, того, уже приголубил, — признался Тихон.
— Оська Мельник ни одну бабу помоложе и девку не пропускает, — сказал староста. — Сколь раз битый ходил, не помогает.
— Вели этого вашего Оську сюда привести, — распорядилась Дуня.
Староста поманил к себе пару мужиков из столпившихся в отдалении зрителей. Вскоре они притащили молодого парня, чью смазливую внешность портил наливавшийся под глазом фингал. Оська выпрямился перед Дуней, нахально посмотрев прямо в глаза.
— Ты зачем к чужим жёнам руки протягиваешь? — спросила Дуня, прищурившись. Глаша напряглась, ей этот прищур был хорошо знаком, и не предвещал ничего хорошего тому, кто его спровоцировал.
Оська же ничего опасного в юной барыне не усмотрел, потому ответил с нахальной улыбкой:
— Так чужое, оно завсегда слаще.
Дуня повернулась к старосте.
— Скажи-ка, любезный, кто из соседних помещиков самый жестокий по отношению к крепостным? — спросила она.
— Салтыковы, матушка барыня, — ответил староста и осторожно спросил: — Никак, продать хотите Оську?
Нахальная улыбка начала сползать с лица местного Казановы, и окончательно исчезла после ответа Дуни.
— Зачем продать? Подарить. Купленное ценится, а того, кто даром достался, можно и запороть до смерти, и в рекруты отдать, — спокойно произнесла Дуня, но от этого спокойствия у многих мурашки по спине пробежали.
Оська же вовсе бухнулся на колени и взвыл:
— Матушка барыня, не губи душу грешную! Клянусь, молодок не зажимать и девок не портить. Мне и вдовушек хватит.
Последнее он прошептал, но Дуня с Глашей расслышали. Глаша отвернулась, скрывая улыбку. Дуня же строго произнесла:
— С глаз уйди. Да помни, сам клятву дал, нарушишь, тот час свою угрозу исполню.
Оська соскочил, придерживая бок, низко поклонился.
— Спасибо, матушка барыня, век доброты твоей не забуду!
После чего поспешил прочь.
— И ведь руки у ирода золотые, да вот нрав подгулял, — сказал староста.
Оська, опомнившись от потрясения, затянул на радостях песню, переиначив слова:
— Во деревне то было в Покровке. Во деревне то было в Покровке. Ах вы, лапти мои, ах вы лапти мои.
Тут и Дуня не выдержала и рассмеялась. По толпе раздался протяжный вздох облегчения, барыня больше не гневалась. Дуня обернулась к сбежавшейся толпе и произнесла:
— Баб и девок чтобы попусту не мордовали! Мне в услужение нужны работницы целые, непобитые. Да, вот ещё, у кого избу поправить требуется или прочие надобности, к старосте подойдите, он список составит. Всё поняли?
— Поняли, матушка барыня, как не понять, — ответил за всех староста.
После того, как Дуня осмотрела кузню и мельницу, снабдив амулетами, они с Глашей отправились обратно в имение. Демьян, сидя на облучке, посмеивался в усы, периодически потряхивая головой. Он заранее представлял, как расскажет дружку, второму кучеру, и горничным о поездке их Авдотьи Михайловны в деревню
— Ну ты, мать, грозна, — сказала Глаша. — Мне и то страшно стало? Неужто и впрямь бы подарила своего человека извергам?
— Нет, разумеется, — ответила Дуня. Слухи о жестокости помещиков Салтыковых давно по империи ходили. Поговаривали, что одного из самых зверствующих в Сибирь сослали. — Но плетей бы всыпать велела.
—Этого-то уже поучили, — заметила Глаша, вспомнив фингал под глазом Оськи. — Как думаешь, исправится?
— Поговорку про горбатого и могилу слышала? Вот то-то же. Не исправится, но на время притихнет, — ответила Дуня. — Ну да Бог с ним. Ты лучше, подруженька, подумай, как мне с Саввой Дормидонтовичем разговор вести.
Подруги принялись планировать предстоящий визит Дуни к соседу. Тот пребывал в неведении, какие тучи сгущаются над его головой.
Глава шестнадцатая. Добрососедские отношения
В трудах да заботах дни быстро летят — не успела Дуня оглянуться, как настало время ехать в гости к соседям.
— Ну, как мы выглядим, подруженька? — спросила Дуня Глашу, когда они с Платоном вышли из дома к ожидающей их карете.
— Хороши, ничего не скажешь! — искренне ответила Глаша.
Дуня с Платоном и впрямь смотрелись красивой молодой парой, да ещё и нарядно одетой. Дуня надела модное шёлковое платье василькового цвета с завышенной талией, ажурные длинные перчатки, парчовые туфельки и ридикюль под них. Шляпку на голове украшали цветы и ленты из того же василькового шёлка. Платону удивительно шёл светло-серый летний костюм, а шейный платок в тон платью жены подчёркивал цвет глаз.
— Не передумала дома оставаться? Может, с нами? Время есть подождать, пока ты переоденешься, — предложила Дуня подруге.
— Нет, Дунюшка, вдвоём езжайте, а то всё втроём да втроём, — ответила Глаша. — А я пока в церковь загляну, обещала отцу Ионе амулеты в лампадках зарядить. После в Покровку съезжу, посмотрю, что в списке, старостой поданном, в первую очередь в починке нуждается.
— Труженица ты наша, — сказала Дуня, обняла подругу, после чего села в карету, опираясь на поданную Платоном руку.
Ехать до имения Антоново-Спасское, вотчины Саввы Дормидонтовича, предстояло около часа. Дорога шла вдоль леса, но примерно на середине пути по левую сторону показалась довольно большая деревня.
— Это Алексеевка, — сообщил Платон, между делом, сам же продолжил рассказ о соседях и о том, какие псовые охоты раньше устраивались.
Дуня же завороженно вглядывалась в дома, что они проезжали, деревня выглядела куда зажиточней той же Покровки. Не отрывая глаз, Дуня прокручивала в голове варианты возвращения так бездарно разбазаренных свекровушкой земель. Можно, конечно, попробовать назад выкупить за тройную, а то и четверную цену. Но вряд ли хитрован-сосед согласится. Уж больно кусок лакомый — вон и луг заливной за деревней виднеется, поля чернозёмом чернеют. Она бы тоже не согласилась. «Значит, денежки по векселю отжимать будем», — решила Дуня, неохотно расставаясь с мыслью о возвращении утраченного. Она тяжело вздохнула.
— Устала, душенька? — спросил Платон, который как раз остановил речь, переводя дыхание.
Дуня даже умилилась, без влияния свекрови воспитание мужа куда легче шло. Вот, заботу начал проявлять, и не по этикету, а от души.
— Нет, Платоша,
