Браконьер - Ной Апокалита
Меня все-таки вырубило, поскольку, когда я в следующий раз открыл глаза, то оказался в больнице. Это точно не был процедурный кабинет в ЖК, ведь еще совсем недавно я посещал его дважды в день т запомнил интерьер.
Я лежал в одноместной палате (логично, что собственника квартиры в ЖК "Покоритель" положат в одноместную палату. Раз уж хватило денег на квартиру комфорт-плюс, то и на оплату палаты хватит.
К моей правой руке крепились трубки капельницы, которая вот-вот закончится. Это означало, что скоро придет медсестра, и у нее я смогу узнать, что со мной произошло. Говорить я не мог. При попытке выдавить из себя хоть звук получилось только что-то прохрипеть.
Вроде бы ничего не болело, но тело затекло от долгого лежания. Рука с капельницей тоже отощала точно также, как вторая рука. Значит я в целом потерял немало веса, пока был без сознания. Спортивное телосложение, которое у меня было раньше, придется восстанавливать.
Какая же гнида этот старый пень!
Вина совершенно точно лежала на Лисовском, который ввел меня в заблуждение своей кристальной репутацией главы государственной гильдии крафтеров. То есть он командовал не только алхимиками, а также артефакторами и другими бумагомарателями.
Резюмируя, я – сам дурак. Посрался со стариком и понадеялся, что он не отомстит. Еще полученного в подарочек троянского коня сам заглотил. Тот рецепт явно был с подвохом. Как верну смартфон, так сразу же изучу подробнее. Или с компонентами были проблемы? Что дало такую реакцию?
Я оказался прав: вскоре пришла медсестра, чтобы убрать капельницу.
– О, проснулся, голубчик! – довольно поприветствовала меня полненькая, но низенькая медсестра лет сорока. – Месяц в коме пролежал и проснулся! А я уж думала что все, помер молодчик.
Судя по говору, ей лет пятьдесят, а не около сорока. Моя сверстница могла бы говорить так в этом возрасте, но женщина моложе пятидесяти – вряд ли... Она сказала месяц??? То есть как месяц в коме??? Это объясняло, почему руки такие тощие, а в целом я чувствовал небывалую слабость. Но месяц в коме???
Я вылупился настолько сильно, что медсестра усмехнулась без особых эмоций.
– Скажи спасибо, что жив остался! – хмыкнула женщина и аккуратно вытащила иглу от системы капельницы из моей руки. – Меня Светлана Вадимовна зовут. Сейчас унесу капельницу и позову врача.
Я только попытался что-то сказать ей, но только прохрипел, раскрывая рот как рыба.
– И блокнот принесу с ручкой, чтобы мог отвечать на вопросы врача.
Разговор с дежурным врачом не задался сразу. Меня записали в неудавшиеся самоубийцы – это раз. (Зато никаких претензий к Лисовскому не выкатили, так что, я надеялся, на этом месть великого князя закончилась). Мое лечение оплачивал Евгений Шлятский – это два. (Могу себе представить его довольство подобной повинностью).
***
До конца июля меня продержали в больнице. Только двадцать восьмого я наконец сумел сбежать от пристального внимания врачей и психиатра-нарколога. Психиатр был наркологом не потому, что в моей крови что-то нашли, а потому что два его коллеги ушли в отпуск, и нарколог подменял. Мне от этого было не легче.
Расслабился я после удачного решения проблемы с Шлятскими, и вышло то, что вышло. Как с Юлей Шлятской – выросло то, что выросло. Теперь меня держали на карандаше не только РИЦики с императором, а также окружной психиатр. Я что ли виноват, что он был первым, кто дал мне зеркало, и я реально ахренел от своей отощавшей морды?
После месяца комы я был похож на запойного алкаша: шестьдесят четыре килограмма при росте сто восемьдесят семь килограммов. Ахтунг! Тридцать килограмм слетели с меня, словно ежедневно от моего тела отрезали килограммовый кусочек.
Из больницы я уходил шагом, но очень быстрым, ведь уже два дня в почтовом ящике меня дожидался новый план, разработанный с учетом того, что Епифанцев меня кинул. Я, конечно, не планировал тянуть за лямку министра гражданского образования, но слился он слишком быстро. Я даже поступить в АПИК не успел.
– Доброе утро, Виктор! – поприветствовал меня консьерж. Тот самый, который был здесь в день отравления и помог мне. – Как ваше здоровье?
– Жив! – бодро ответил я и на этом закончил. Больше хороших новостей не было, зато были очень плохие.
Пострадавшие от псевдощелочи органы мне вылечили. Результаты лабораторных исследований показали, что... да ни черта они не показали! Никаких следов ни щелочи, ни кислоты, ни какого-либо другого яда. Ага, психосоматика! От психосоматики у меня рот, горло, гортань и пищевод с желудком выгорели!
Сто процентов старый пень постарался! Лаборатория не могла ничего не найти. Это просто-напросто невозможно. Не возможно получить такие повреждения ни с чего, а предъявлять претензии великому князю я не посмел. Мне же хуже будет.
Яд не так сильно воздействовал на ткани и органы, как на ядро. Мне ядро тупо выжгло. Оно умерло. Все. Похороны отыграли. Это еще одно доказательство в копилку обвинения Лисовского: я как раз рассказал ему о своей травме связи ядра и каналов.
И в то же время мой дар памяти все еще оставался при мне. Все знания собирателя из прошлой жизни никуда не исчезли, и у меня не оставалось других вариантов как списать это чудодейственное спасение как одну из ошибок работы артефакта "второй шанс".
Забрав из почтового ящика огромный плотный конверт, я заказал у консьержа Сергея доставку до двери хранящихся пакетов с моей академической формой, вот уже почти четыре дня как доставленной ателье, как договаривались. Хорошо, что вперед оплатил полностью, а не частично, как предлагала портниха.
В лифте я ехал с сотрудником ЖК, груженным моими вещами для академии, и теребил конверт. Мне хотелось поскорее его открыть, но я не мог сделать этого в чужом присутствии. Конверт – мой заказ с черного рынка, который в современных реалиях назывался даркнет. В больнице я не фигней страдал целую неделю "ничегонеделанья".
– Спасибо, – поблагодарил я грузчика, но тот, оставив мои коробки, выпятил грудь и посмотрел на меня честно-честно.
– Ах, да, – я достал смартфон и навел камеру на QR-код на нагрудном значке. Чаевые. К такому способу оплаты чаевых я пока еще не привык. Всего сорок копеек, но ведь тоже деньги!
Заперев за собой дверь, я позвал Агату и попросил ее вскипятить чайник. Благо,