Мое сердце между строк - Джоди Линн Пиколт
Я прислушиваюсь к первым нотам. — Тебе это знакомо? — спрашивает он, преисполненный надежды.
— Да, — oоткашлявшись, я начинаю петь:
— For he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow, for he’s a jolly good fellow … that nobody can deny.*
(*Bobby Vinton — For He's A Jolly Good Fellow)
Когда я умолкаю и поднимаю взгляд, то вижу Раскуллио, вытирающего слезы. — Это было чудесно, — говорит он, сопя.
— Эмм… спасибо.
Он отваливается. — Это не просто быть злодеем, знаешь ли.
Он осматривается еще раз, затем возвращает мне свое внимание.
— Итак, — говорит Раскуллио. — Собственная картина?
— Да, — начинаю я. — Она болжна быть нарисована на магическом холсте. На том, на котором ты оживил бабочку.
Взгляд Раскуллио потемнел. — Ты хоть понимаешь, сколько времени мне понадобилось, чтобы так идеально изобразить мое убежище?
Мне очень жаль, Оливер, я просто не могу…
— Конечно, ты можешь. Так как, как только начнется история, полотно станет снова, таким как прежде, с прежним изображением.
Я наблюдаю за ним, пока он обрабатывает эту информацию. — Это верно, — добааляет Раскуллио.
— Мне нужна комната, в которой стоит кровать.
Спальня, — объясняю я ему.
— В большинстве случаях, если стоит кровать…
— И она должна быть очень… девчачьей. Стены должны быть розовыми.
Раскуллио берет кисточку и смешивает два цвета. — Вероятно, вот так? — Спрашивает он, и стены комнаты Делайлы обретают жизнь.
Да! — говорю я, указываю в угол полотна. — Вот здесь стоит зеркало. Нет, дерево чуть светлее, и оно стоит на комоде. Ты можешь его переделать, нужно пять ящиков, а не четыре.
Это трудно объяснить Раскуллио, как ему наполнить комнату предметами, которые он никогда в жизни не видел. Когда он даже не знает таких вещей (плафон, радио— будильник), я рисую грубый эскиз этого предмета палкой на грязном полу пещеры.
— А на кровати лежит книга, — продолжаю я. — Она красная с золотыми буквами на ребре. «Мое сердце между строк» написано на ней.
Он поднимает брови. — Точно также… как наша история?
— Хм, да. Мне показалось, это было бы красивой деталью, — нет смысла объяснять ему, почему книга непременно должна быть там. Я продолжаю со своими указаниями и исправляю,
если нужно: нет, магнит в форме сапога, а не круглый. И постельное белье скорее более розовое чем пастель-фиолетовый.
Когда Раскуллио наконец закончил, я осматриваю холст и вижу точное отображение комнаты Делайлы перед собой. — Ну как? — хочет он знать.
— Идеально, — бормочу я. — Это абсолютно идеально.
Теперь наступила самая трудная часть. Делайле и мне было ясно, что Раскуллио ни в коем случае не должен видеть, как я буду рисовать себя на холсте.
Риск слишком большой, что, если я доверю ему мой план, а он попытается помешать мне? Или расскажет Фрампу или еще кому-нибудь, что я пытаюсь покинуть историю?
Возможно, я мог бы прибегнуть к хитрости, чтобы изобразить на холсте себя как часть подарка, но, если он все поймет в середине процесса, я застряну наполовину в мире Делайлы и в своем мире? Я, конечно не такой уж и хороший художник, но на не остается ничего другого.
Вместе с Делайлой мы составили план, при помощи чего-то, что называется Google и при помощи которого можно найти редкие виды бабочек.
Если я буду придерживаться нашего замысла, Раскуллио оставит меня одного, по крайней мере Делайла уверена, и, надеюсь, достаточно надолго, чтобы я смог схватить кисть и нарисовать себя на холсте.
— Такого просто не может быть, — кричу я и поворачиваю голову в сторону дырки в стене пещеры. — Ты видел это?
— Что именно?
— ах, наверное, ничего. Просто бабочка.
— Бабочка? — глаза Раскуллио становятся огромными. — Как именно она выглядела?
— Маленькая, цвета голубого неба… с черными и белыми ободками на крыльях?
Он делает шаг в сторону отверстия. — Торфянка? Но они якобы все вымерли! — медлит Раскуллио. — Это не была серебряная голубянка, или?
— Нет, точно не серебряная голубянка, — возражаю я. — Определенно никакая не серебряная голубянка, — что вообще такое эта серебряная голубянка?
— Хм, — он снова смотрит на отверстие.
— Мы же уже закончили? Если ты не против, я хотел бы прогуляться со своей сетью и проверить, смогу ли я поймать торфянку, до того как нас снова начнут читать.
— Конечно, иди, — говорю я. — Полностью тебя понимаю.
Я киваю ему вслед, когда он выскакивает из пещеры.
Затем я снова смотрю на полотно. Изображение комнаты Делайлы доволно реалистично. Я хотел бы обладать талантом как Раскуллио.
— Определенно сорвется, — бормочу я и беру кисть в руки, которую Раскуллио оставил лежать на палитре. И из заднего угла пещеры я приношу старое зеркало
Делайла и я оба думаем, с изображением перед самым носом я буду в состоянии нарисовать себя хоть в некоторой степени приемлемо, даже при условии, что я никакой не художник. Я касаюсь холста кончиком кисти и оставляю маленькое пятнышко в цвет моего рукава. Затем ополаскиваю кисть и смешиваю краски в цвет моей кожи.
Но все, же медлю, откладываю кисть и иду к столу, где внутри банки все еще безрезультатно бьется об стенки бабочка. Я снимаю крышку и вижу, как она улетает через дырку в пешере.
Только на случай, если что-то поедет не так, по крайней мере, хоть один из нас будет свободен.
Глава 12
Делайла
Почему же он так долго?
Уже полтора часа я жду его, и ничего не происходит. Ничего. Ошибка.
Я могла бы раскрыть книгу.
Но я сказала ему, что не буду раскрывать книгу.
Так как, как только я это сделаю, все, что он, возможно, достиг с Раскуллио, исчезнет, и история начнется с самого начала.
— Оливер, — говорю я громко. — Это смешно.
— Ты сорвала слова с языка.
Я съеживаюсь, когда слышу голос моей мамы. С озабоченным взглядом она стоит в дверях.
— Делайла, уже за полночь. И ты весь вечер разговариваешь сама с собой. Пожалуйста, не возражай мне сейчас. Я слышала тебя за дверью…
— Ты подслушивала за мной?
— Сокровище мое, — говорит мама и садится на кровать. — Может быть тебе нужен кто— то, чтобы поговорить? — она медлит. — Кто-то, кто существует в действительности, я имею в виду.
— Я разговариваю с кое-кем…
— Делайла, я знаю признаки депрессии, и я знаю, что
