Исетская Академия. Дневники мертвеца (СИ) - Анна Левин
Некоторое время Дмитрий был раздавлен горем, не понимая, за что Бог так поступил с ним, но в итоге на него снизошло озарение: через невинных и слабых он был наказан за свою гордыню, свой отказ от защиты Исети от мертвых тварей. Он мог спасти многих, но оставил их наедине с беспощадным врагом ради собственного комфорта. Тогда он и вернулся в Оренбургскую губернию, чтобы искупить свою вину.
— Почему вы пригласили меня в Исеть? — взволнованно спросила Ланж.
— Травля, которой вас подвергли, вызвала у меня искреннее возмущение, ибо я представлял вас смелой, но уязвимой девушкой, на которую спустили всех собак в политической игре между светской властью и Церковью. Как мужчина, я скорее сам бы умер, чем позволил такому случиться с членом моей семьи. Поведение вашего отца…
Он смущенно замолчал, и девушка поняла, что ему известно о последнем письме из Парижа.
— Не мне судить его, — с печальной улыбкой произнесла Соланж, — тем более, что я и сама не всегда была приятным человеком.
— Но страдания переменили вас! Как и меня. Я избавился от честолюбия, осознав, как много упустил, как много должен был сделать здесь, но променял долг и честь на беспечную жизнь в столице.
Боль в его голосе заставила ее забыть обо всех правилах приличия, и уже спустя секунду она пересела к нему, взяв его за руку. Онежский благодарно улыбнулся, и некоторое время они безмолвно наслаждались исцеляющей душевной близостью, прежде чем Соланж спросила:
— Знаете, между нами не должно оставаться недосказанности, поэтому я хочу задать вам несколько вопросов.
— Конечно!
— До происшествия с Дианой я случайно услышала обрывок вашего разговора с господином Мизинцевым. Вы спросили у него, хочет ли он от меня избавиться, а он ответил, что так будет лучше.
Глаза Дмитрия комично округлились, а потом он залился мальчишеским хохотом, таким искренним, что у девушки от души отлегло. Она верила, что сейчас получит достойное объяснение, и ректор не подвел.
— Мизинцев всего лишь имел в виду, что мы рискуем вашей жизнью. На его взгляд, вас не стоило приглашать преподавать в Академию, вокруг которой кишит мертвая жизнь, и он давно говорил, что нужно отправить вас домой, где вы будете в безопасности. Я возражал, говоря, что в Париже вам тоже не будет спокойной жизни, а здесь ваши знания пригодятся, но правда в том, — он явно смутился, — что я проникся к вам симпатией еще даже до того, как отправил приглашение прибыть в Академию. И не мог так скоро с вами расстаться.
Они оба покраснели, и с минуту молчали, пока фамильяры посмеивались над своими глупыми хозяевами.
— Наверное, вам кажется странным, что я почувствовал к вам нежность, не зная вас лично. Но меня поразило, как смело вы себя защищали, как сумели доказать невиновность, как выдержали натиск Красной Церкви и ничтожеств, желавших увидеть ваше падение. Такое не каждому мужчине под силу, а вы проявили силу духа, которую не сломило пол-Парижа!
От его слов девушке стало больно, но он признался ей во всем честно, не приукрашая свою жизнь и совершенные ошибки, и она ответила ему взаимной откровенностью, начав с высокомерного воспитания, и закончив попыткой самоубийства, участии фамильяра в ее спасении, последующих тяжких испытаниях, бедствовании и прочих страданиях.
Эно преданным взглядом подбадривал Гастона, Дмитрий нежно утешал Ланж, и она решила раскрыть последнюю тайну, стоящую между ними.
Глава двадцать девятая, рассказывающая о встрече с графом
23 ноября 1830 года по Арагонскому календарю
— Я не могу бездействовать!
— Придется, потерпи.
Главный библиотекарь сверкнул глазами, и молниеносно выбежал из кабинета. Видит Бог, Дмитрий и сам боялся промедления, но действовать следовало осторожно: никто не знает, кто еще в Академии состоит в сговоре с мертвецами, и нельзя их вспугнуть раньше времени. Дневники в безопасности, по крайней мере пока они не паникуют, а Соланж…
О, ему было страшно за нее, но он не мог не злиться на девушку, которая подслушала их, и все неверно истолковала, сокрыла столь необходимые им рукописи, и призналась только вчера, когда они все до конца прояснили!
— Ну ты и сам хорош, — невозмутимо замурчал Эно. — Давно надо было с ней поговорить, признаться в чувствах, и тогда в придачу к ее сердцу ты бы и дневники получил!
— Друг, ну хоть ты не дави!
Вечером Рыков по его приказу отправился распекать Герца из-за жалоб преподавателя. Таким образом они устранили одно препятствие. В восемь часов Илья Мизинцев встретил Ланж у ее комнаты, и вдвоем они понесли ценный груз в кабинет ректора, пока сам Онежский страховал их у лестницы, создав мощнейшую опознавательную вязь. Но никто не попытался напасть, и дневники благополучно попали в руки Дмитрия.
— Надо же, вы нашли их! — произнес незнакомый мужской голос, и Ланж резко обернулась.
Они с Гастоном не заметили, что в кабинете был еще один человек, и, если в первую секунду девушка растерялась, то потом вспомнила, что уже видела его, хоть и только на портрете.
Дмитрий, как бы ни был поглощен дневниками, не забыл о правилах этикета, и представил их друг другу.
— Позвольте представить, оренбургский губернатор, граф Павел Петрович Сухтелен и его фамильяр Юлих. А это наша преподавательница по защите от темной магии, мадмуазель Соланж Ганьон, выпускница Академии Борре в Париже, и ее фамильяр Гастон.
Граф любезно поцеловал ее руку, и в его глазах искрил неподдельный интерес, что вызвало мрачную ухмылку у Мизинцева, и ревнивый прищур у Онежского. Она вспомнила, что Павел Петрович происходил из голландского знатного рода, его отцом был выдающийся военный инженер Иоганн Питер ван Сухтелен, принятый на службу императрицей Екатериной Второй. Сам граф родился в Петербурге, прошел много войн, и достойно служил своей родине. Соланж стало несколько совестно, что она подозревала этого человека в предательстве.
— Мы благодарны вам, что вы нашли время.
— Ну что вы, господин Онежский, нет ничего важнее защиты губернии и империи от мертвых созданий!
— Вы основали в Оренбурге музей древностей, это очень важно для всего нашего края! Вас будут ждать завтра!
— Я успею прибыть, завтра же и объявим о музее.
— Хорошо, тогда перейдем к делу. Мы давно искали дневники Анны, так как старшее поколение защитников Исети пало, и мы не успели перенять у них
