Цена весны (ЛП) - Абрахам Дэниел М. Л. Н. Гановер
— Я не сделаю то, что в глубине души считаю неправильным, — сказал Данат. — И если это единственный способ нас спасти, тогда мы не стоим спасения.
Ота смотрел, как юноша уходит. Можно было привести тысячу доводов, перефразировать предмет тысячей способов, сделать что-то другое при тех же обстоятельствах. Ни одно из этого ничего не изменит. Ота дал своей голове опуститься на руки.
Было время, когда Ота был молод и мир был, ну, если не простым, то, по меньшей мере, надежным. Прошедшие десятилетия и опыт заставили его убедиться, что не все разделяют его чувство правильного и неправильного. До того, как боги вышибли из него это убеждение, он мог бы занять ту же позицию, что и Данат. Делать то, что, как он считал, было правильным, и страдать от последствий, какими бы ужасными они ни были.
Если бы только его дети меньше походили на него.
Должен быть способ. Все это наполовину мертвое месиво можно спасти. Он только должен понять, как.
Спорящие голоса наполняли коридоры, пока он шел через дворцы. Над ним насмехались колонны, завернутые в праздничные одежды. Неуверенные неискренние взгляды встречали его собственный; он не обращал на них внимание. Из-за тяжелого воздуха летних городов по спине Оты бежал пот, ему казалось, что к лицу прижали мокрую одежду. Есть способ все это спасти. Он только должен найти его.
Его ждали письма и просьбы об аудиенции, стопка бумаги высотой с его руку. Он не обратил на них внимание и послал слуг за свежей бумагой и охлажденным чаем. Он сел за рабочий стол, блестящий бронзовый кончик пера на мгновение завис над чернильным бруском, давая ему время подумать, и Ота начал:
Киян-кя…
Ну, любовь моя, все уплыло, как плетеная рыбачья лодка. Ана не хочет Даната. Данат не хочет Ану. Я оказался хозяином самого худшего собрания в истории, если не считать пораженных карой небесной. Мне кажется я только одно сделал хорошо — не стал сражаться с нашим сыном, когда он уходил от меня. Я, как и все, чувствую, как закончилось все, что происходило раньше, и один боюсь того, что произойдет потом. Мы не выживем, любовь моя. Хайем и Гальт тонут, мы так близоруки и глупы, что каждый из нас готов умереть, если это означает, что другой бастард тоже пойдет ко дну.
Я не имею в виду Ану или Даната. Они молоды, смелы и глупы, как все молодые и смелые люди. Я имею в виду ее отца. Папаша Дасин просто радуется, глядя на это несчастье. Мне кажется, что и при моем дворе есть немало тех, кто думает точно так же.
Любовь моя, в этом деле есть две стороны. Но не те две стороны о которых мы думаем, не Хайем и Гальт. Это люди, которые любят прошлое, и те, которых заботит будущее. И я должен перетащить Даната и Ану из одного лагеря в другой, хотя одни боги знают, как я могу это сделать.
Ота перестал писать, что-то сдвинулось в его мыслях. Он чувствовал себя так, словно Киян была жива и говорила с ним из соседней комнаты, но так тихо, что он не мог разобрать слова. Он положил перо и закрыл глаза.
Склонить Ану на свою сторону. Он должен склонить Ану на свою сторону.
— О, — сказал он.
— Иссандра-тя. Спасибо, что вы пришли. Я думаю, вы знаете моего сына, — сказал Ота.
Солнце коснулось холмов к западу от Сарайкета. Теплый воздух, благоухающий запахом вечерних роз, лился через распахнутые окна. На низком лакированном столе ждало маленькая трапеза из сыра, сушеных яблок и сливового вина. Иссандра Дасин встала с дивана и приветствовала вошедшего Даната.
— Иссандра-тя, — сказал Данат и вернул ее приветствие.
— Данат нуждается в вашей помощи, — сказал Ота. Данат удивленно посмотрел на него. — Как вы сами видите, ваша дочь убедила его, что неправильно жениться на женщине, которая этого не хочет. Я могу поспорить с этим, сказать, что это меньшее зло, но если мы двое будем работать вместе, проблему можно решить.
Иссандра вернулась на свое место и вздохнула. Она выглядела старше, чем при их первой встрече.
— Это будет не просто, — сказала Иссандра.
— Что именно будет не просто? — спросил Данат.
— Ухаживать за моей дочкой, — сказала Иссандра. — А как ты думаешь, о чем мы разговариваем?
Ота положил кусочек сухого яблока в рот, пока Данат мигал. Слова застряли у мальчика на языке, так и не родив предложение.
— Теперь тебе будет казаться, что любая другая девушка тоже тебя ненавидит и лжет об этом, — сказал Ота тоном человека, объясняющего решение простой задачи по механике. — Ана — мы все это точно знаем — не собирается скрывать свои чувства. Если она выберет тебя, ты можешь ей верить. Понял?
— У нас есть маленькое преимущество, — сказала Иссандра. — Ее нынешний любовник — что-то вроде теленка. Я подозреваю, что, при других обстоятельствах, она бы уже бросила его. Но сейчас он для нее — повод для гордости. — Она смерила Даната взглядом. — Перед тобой трудная дорога, сынок.
— Вы хотите, чтобы я соблазнил вашу дочь? — спросил Данат, его голос слегка запнулся на слове «соблазнил».
— Да, — сказала Иссандра.
Данат опустился на мягкое сидение. Его лицо вспыхнуло и почти сравнялось цветом с закатом.
— Мне кажется, он может извиниться, — сказал Ота. — Это даст ему возможность поговорить с Аной-тя наедине, отделиться от политических аспектов соглашения и завоевать место в ее лагере.
— Извиниться за что? — спросил Данат.
— Хотя бы за меня, — сказал Ота. — Вырази сожаление, что я так плохо обошелся с ней.
— Она почует это за один удар сердца, — возразила Иссандра. — И если ты начнешь с того, что отдашь ей власть над собой, она никогда не вернет ее обратно. Попроси, чтобы она извинилась. Уважай ее возражения, но скажи, что она неправа, унижая тебя. Что ты — такая же пешка на доске политики, как и она. У тебя есть любовница?
— Я… я был…
— Заведи, — сказала Иссандра. — И, желательно, красивее моей дочки. И тебе не надо выглядеть шокированным, мой мальчик. Я прожила при дворе всю жизнь. Пока вы, бедолаги, бросаете ножи друг в друга, на каждом большом балу ведутся такие же кровавые войны.
В дверь поскреблись, после чего она открылась. На пороге стояла служанка, принявшая позу унизительного извинения:
— Высочайший, к вам посыльный.
— Пусть подождет, — сказал Ота. — Или, если он не может, пошли его к Синдзя-тя.
— Посыльный приплыл из Чабури-тан, — сказала служанка. — Письмо запечатано и подписано. Оно предназначено только для вас. Посыльный говорит, что дело очень срочное.
Ота тихо выругался, но встал. Выходя в прихожую, он слышал, что Данат и Иссандра продолжили разговор, без него. В прихожей он всегда чувствовал себя как в могиле, тяжелые гобелены не пропускали ни звука из зала встреч. Посыльный оказался молодым человеком, едва ли старше Даната. Ота увидел, что спокойный профессиональный взгляд мгновенно оценил его. Если бы мальчик подольше занимался «благородным ремеслом», Ота никогда бы не заметил это. Он принял письмо и разорвал конверт, не дожидаясь ножа, чтобы отрезать зашитую шелком кромку.
Письмо было написано Кайитом Мийаном, слугой императора Оты Мати, основателя Третьей Империи. Знакомый шифр, но из-за него оно читалось медленнее, чем обычный текст. Мысленно расшифровывая слова и фразы, Ота быстро пропустил титулы и пустые поздравления, пока не добрался до действительно важной информации, и медленно прочитал ее. Потом вернулся обратно и перечитал еще раз.
Наемники, защищавшие Чабури-Тан, разорвали контракт и уплывают. Через месяц город будет защищать только гражданское ополчение. Пираты, регулярно грабившие город, встретятся только с символическим сопротивлением. Жителям останется либо сдаться, либо заплатить выкуп, либо бросить город, писал агент. Защиты не будет.
Ота взял служанку за локоть.
— Найди Баласара. И Синдзя. Приведи их… — Ота оглянулся через плечо. — Приведи их в зимний сад второго дворца. Немедленно. Ты. Посыльный. Жди, пока я не напишу ответ.
