Чёрный фимиам (СИ) - Алена Харитонова
Отставив в сторону чашку с безвкусным сегодня чаем, завсегдатай уважительно кивнул вошедшему. Тот коротко его оглядел, после чего подошел.
— Добрых дней, — поприветствовал его Ург по прозвищу Вепрь. — Нечасто увидишь здесь человека из далёкой страны, да ещё и бойца. А ведь я на кругах уже полтора года и знаю всех.
— На кругах ты меня не встретишь, — уселся рядом узкоглазый. — Я там не дерусь.
Вепрь про себя с облегчением выдохнул. После давешнего боя он уже стал всерьёз опасаться поджарых чужаков.
— Все дела бойцов достойны, кроме разбоя, разумеется, — заметил он и добавил: — Меня зовут Ург Хавси по прозвищу Вепрь. И я как раз дерусь на кругах.
— Я догадался, — незнакомец кивнул на его руку, которая до сих пор побаливала. — Моё имя Кьен Тао. Расскажешь про того, кто сумел это сделать?
Ург махнул здоровой рукой:
— Сам не знаю. Пришлый какой-то из толпы. Быстрый, как гадюка. Перехватил первый же удар, а как — я и сам не понял. Только — вот бью его вроде, а вот — уже лежу мордой в камни, а он надо мной стоит и руку выворачивает. Целёхонький. С виду-то и не скажешь, что шустрый такой. А ты чем занимаешься, раз не бьёшься на кругах?
— Охочусь на редкого зверя, — пожал плечами Кьен Тао. — Ты интересно рассказываешь. Где-то можно ещё увидеть этого быстрого, как гадюка?
Вепрь усмехнулся:
— Соратника ищешь? Он сегодня ещё раз дерётся. Вечером. Выходит против самого сильного бойца города. Думаю, это стоит увидеть. Я и сам пойду.
— Соратника, да. Но это потом. Пока что хочу отдохнуть и прихватить за зад какую-нибудь грудастую девку. Четверть луны провёл в море, уже на рыб начал поглядывать, — узкоглазый говорил спокойно, даже равнодушно. — Мне это место посоветовали в порту. Говорят, девки здесь — самый сок.
— Не наврали! — хохотнул Вепрь и поманил заглянувшую в атриум девушку — стройную зеленоглазую шианку с копной длинных чёрных локонов. — Иди-ка сюда, Уголёчек.
А когда та приблизилась, ловко ухватил за краешек ткани, в которую «Уголёчек» была обёрнута. Шианка весело взвизгнула и крутанулась, позволяя тонкой простыне развернуться, чтобы явить взору мужчин угольно-чёрное лоснящееся роскошное тело.
Однако Кьен Тао не оценил. Скривился и сказал, словно ударил:
— Если уж ложиться в постель с обезьяной, так хоть с настоящей, а не с поддельной.
Зелёные глазищи шианки распахнулись широко-широко, в них отразилась неподдельная обида. Вепря это рассмешило, он захохотал и бросил девке скомканную ткань:
— Иди отсюда, гость тебя не хочет. Приведи Бабочку Икку!
Шианка же, вместо того чтобы исполнить поручение, нарочито сладко потянулась. Огни ламп и солнечный свет, падающий через окно в куполе атриума, отразились на глянцевитой коже, высокой полной груди, плоском животе и покатых бедрах.
— Если господин любить обезьян больше женщин, кто ж ему перечить? — спросила она, сверкая белоснежными зубами. — Он может пойти к храм. Там на площадь есть зверинец и в нем сидеть на цепь большой обезьян.
— Ах ты, подстилка черномазая! — топнул Вепрь и сделал вид, что собирается встать.
Девке этого оказалось достаточно, она стрелой вылетела из атриума, ловко завернувшись на бегу в ткань.
Глава 8
Кирга скрипела зубами. Голова у неё болела… Да ещё тошнило дико после того, как узкоглазый в затылок ударил. Ох, как мерзко было! Руки так и тянулись к ушибленному затылку, но где там! В колодках и почесаться-то нельзя, не то что шишку ладонью накрыть.
Она поёрзала, однако лучше не стало. Было сыро, душно и очень вонюче. Драг их всех дери! И особенно узкоглазого того! Жаль, Сирк не успел верёвку на него накинуть, уж тогда бы подрыгался, падлюка… Ой, ну как же чешется-то всё!
В тесном подвале кроме неё и её мужей валялись ещё трое бедолаг — тоже в колодках, тоже без сознания. И эти своё получили…
Драгова сила! Как же всё плохо вышло!
Когда их на допрос притащили, твари судейские словно озверели. Саму-то Киргу не особо били — так, по бокам отпинали, а вот мужьям от дознавателей крепко досталось. Признание в два счёта получили. Уж эти-то умеют. Как подступятся — во всём сознаешься, и то вспомнишь, чего в материнской утробе было, не то что последние полгода жизни. А едва кровью отплевались и покаялись, судья сразу всех троих приговорил к продаже на галеры. А потом, будто этого мало, приказал сюда бросить — в сырую вонючую дыру.
Мужья ещё лежали без сознания после короткой бессмысленной попытки побега, когда их запирали в колодки. А Кирга мучительно соображала: когда и, главное, как бежать ей? На галерах она и недели не протянет. Нет, на весло не посадят, посадят кое на что другое. Только уж лучше б на весло!!!
Заскрипела тяжёлая дверь. Идут, кровопийцы.
И точно: в подвал спустился стражник, а с ним узкоглазый, который устроил драку в Требуховом переулке. В этот раз он что-то не кривился, хотя воняло здесь уж куда как сильнее, чем в порту, небось все благородные ноздри забило вонью мочи и рвоты. Кирга про себя даже злорадствовала, мол, дыши, дыши, ублюдок богатенький, нюхай, чем мы пахнем.
Узкоглазый же равнодушно оглядел при свете коптящей лампы лежащих на голом полу узников, а потом взял у стражника дубинку и… направился к Кирге! Та сидела, вжавшись спиной в стену. Даже забыла про тошноту и больной затылок. Застыла, почти не дыша. Голову, как смогла, опустила, а сама вся напряглась. Ждала, куда придётся первый удар, стискивала зубы, чтобы не заорать.
Но иноземец бить не стал. Подцепил дубинкой острый подбородок пленницы, заставляя её запрокинуть голову. Кирга щурилась от света лампы, а узкоглазый вперил в неё слишком уж пристальный взгляд.
И тут… тут… Кирга задохнулась. Что-то омерзительное и липкое просочилось в неё. Будто взяли со всех сторон разом и заполнили всю! Будто змеи заползли и тугим извивающимся клубком заелозили внутри тела. Пленница задохнулась от ужаса.
К счастью, быстро попустило, а то ведь не заорала едва. Страшный иноземец только хмыкнул, вернул дубинку стражнику, и они вышли.
А Киргу фонтаном вырвало на грязный пол.
* * *
— О, господин охотник на бандитов, — судья — полный и совершенно лысый человек в богато расшитом
