Крылья распахнуть! - Голотвина Ольга Владимировна

– Эгберт Крозертониз Крозертон-холла, – представился тот, приветствуя Дика крепким рукопожатием. – Привел эту прелестную эрлету от самых Винтерфорских верфей.

– Кто же не слышал про Винтерфорские верфи! – отозвался молодой капитан с уважением. – Меня зовут Дик Бенц.

– О! Альбинское имя? Мы соотечественники?

– Нет, я франусиец. Но предки перебрались во Франусию из Альбина, вот имя от них и унаследовал… Как вам эта красавица показалась на ходу?

– Легкая, устойчивая, чуткая к повороту. Скорость я всерьез не выжимал: не моя шхуна, чего рисковать? Словом, если бы не команда, я бы наслаждался каждой минутой рейса. Но вы же понимаете – однорейсовый экипаж…

Он нахмурился и резким движением засунул ладонь за пояс. На миг Бенцу показалось, что у альбинца целы обе руки.

Причину мрачности Крозертона понять было несложно. Для перегона кораблей от верфи до будущего порта приписки набирают команду на один рейс – всякий сброд, кто подвернется под руку и кому все равно, в каком порту покинуть судно.

Никакой капитан не согласится расстаться со своим кораблем даже на один рейс. Поэтому для перегонов нанимают тех, у кого уже нет своего корабля. На один полет отставнику хватит сил и здоровья, а опыт поможет ему управиться с сомнительной, кое-как навербованной командой.

– Экипаж у вас, надеюсь, свой? – поинтересовался альбинец, подтверждая мысли Бенца. – А то я никак не могу порекомендовать этих лодырей и буянов, демон их сожри. – Он взглядом указал на сгрудившихся поодаль леташей, хмуро глазеющих на встречу двух капитанов. – Надежен был в полете только погонщик. Но он к вам в команду не пойдет: тоже отставник, мой товарищ по фрегату «Королевская воля». Домой вместе будем добираться: он держит трактир в окрестностях Крозертон-холла.

– Экипаж у меня свой, – гордо ответил Дик и всей грудью втянул воздух, напитанный свечным запахом франусийской мастики. – Но вы, эрл Эгберт, я вижу, не давали спуску лодырям. Везде порядок, палуба мастикой натерта, песочком присыпана… бальза, да?

Крозертон охотно сообщил, что и палуба, и все переборки сделаны из бальзы, и это очень облегчило шхуну. Крылья, мачты и верхний набор корпуса – из отборной хоглендской сосны, и если есть на всей Антарэйди сосна прочнее, то пусть ему, капитану Крозертону, ее покажут! А нижний набор корпуса – дубовый. Дуб себя в морской воде отлично чувствует.

– Шхуна – хоть принцессу на ней катай! – закончил альбинец свою речь.

– Учту, если встречу принцессу, – улыбнулся Дик. – А лескаты?

– Питомник Йохана Крайса, талисманы от Роджера Гелта. Годовалые тварюшки, вся жизнь впереди. Тянут, будто на спор. И до того чутко отзываются на приказ – ну, словно ты на ладони шхуну поднимаешь и опускаешь…

Он покачал в воздухе раскрытой ладонью и обернулся к посредникам, учтиво ожидавшим, пока два капитана закончат беседу;

– Словом, господа, не спрашиваю, сколько отдано за шхуну, но могу заверить, что денег своих она стоит.

Оба посредника солидно закивали: мол, имеем дело только с первосортным товаром!

– Полагаю, хотите осмотреть корабль как следует? – спросил Крозертон Бенца.

– Конечно! – воскликнул тот неожиданно звонко и азартно.

– Первый корабль? – понимающе усмехнулся альбинец.

Дик смущенно кивнул.

– Что ж, – добродушно предложил Крозертон, – начнем с «мокрого трюма»?

Мара, забытая своими спутниками, с начала беседы стояла у откинутой крышки трюма, вслушиваясь во что-то и завороженно глядя на струящийся снизу прозрачный поток «холодного света». (Пластинки-светильники изготовляли на продажу маги – недешевое удовольствие, но на летучих кораблях, где нельзя даже зажечь свечу, другого освещения в трюмах не было.) Леташи поглядывали на нарядную красотку и негромко перебрасывались солеными словечками. Но если их шуточки и долетали до женщины, она не обращала на них внимания.

А вот последние слова Крозертона заставили Мару встрепенуться.

– В «мокрый трюм»? – громко переспросила она. – Ну, уж это мое дело, порви меня демон в клочья!

Она мгновенно сбросила красные туфельки и в белых чулочках помчалась вниз по ступеням.

Почти сразу снизу донесся плеск – тварюшки разрезвились – и радостный женский голос:

– Что, мои хорошие? Дождались?.. Ну-ка, вот ты, покажи дыхало… хорошее дыхало, болячек нет… Да когда ж вам последний раз воду меняли?! Сейчас вылезу наверх и оторву башку вашему пастуху, сучьему лоботрясу… Капита-ан! Тут даже улиток нет, которые воду чистят!..

– Прошу простить Мару, господа, – посмеиваясь, сказал Бенц остолбеневшим спутникам. – Она в нашем экипаже пастушка.

Леташи, услыхав эти слова, завистливо загалдели.

У эдона Микеле отвисла челюсть.

Его дядя, человек более опытный, пришел в себя первым:

– Похоже, капитан Бенц, с пастушкой вам повезло… Пока вы с эрлом Эгбертом осматриваете корабль, мы с племянником составим необходимые бумаги. Мы можем воспользоваться капитанской каютой?

– Да, – хором ответили оба капитана. Взглянули друг на друга и расхохотались.

– Вот и хорошо, – кивнул эдон Диого. – Потом мы заверим бумаги в храме Эна Изначального. Но нужно вписать в договор название корабля. Капитан Бенц, как вы назовете шхуну?

Дик ответил без раздумий:

– «Миранда».

Ожерелье-II. Тень-убийца

1

Вода, клокоча, покидала пещеру, обнажая склизкие камни. Их округлые спины, обкатанные морем, чернели в слабом зеленоватом свете, наполнявшем пещеру, словно мерцающий туман.

Свет рассеивала пластина магического светильника, намертво прикипевшая к своду пещеры. Такие пластины могут десятилетиями источать неяркое свечение. Вряд ли чародей, создавший источник «холодного света» и продавший его за хорошие деньги, предполагал, что его творению предстоит попасть в грот, освещать угрюмые камни и бьющегося меж них окуня, который попал в яму меж камней и не смог уйти с отливом.

Вода ревела и закручивалась воронкой, уходя через пролом в стене. Там, снаружи, она низвергалась по склону коротким водопадом, догоняя отступающее море.

Но вот что-то живое, крупное, сильное протиснулось сквозь пролом навстречу потоку. Из водоворота показалась лапа, покрытая серебристой чешуей. Когтистые пальцы с перепонками сомкнулись на чем-то, вцепились мертвой хваткой – и замерли.

Существо не шевелилось, не спорило с водоворотом, не пыталось забраться в грот. То ли обессилело, то ли знало, что вода и так уйдет, трепыхаться незачем…

Вода действительно канула в пролом, чтобы в свой час победно вернуться с приливом. Теперь видно было, что лапа держится за обломок металлического прута, торчащий из камня.

Зеленоватому свету открылась голова, покрытая крупной светлой чешуей. На шее видны были большие жабры. Выпуклые, как у рыбы, глаза без тревоги оглядели пещеру.

Немного выждав, существо ловко проползло в пролом. Если бы в пещере кто-нибудь был, он смог бы разглядеть явившегося из моря гостя целиком. Широкие плечи в серебряной чешуе, гибкая спина, длинные задние лапы, заканчивающиеся чем-то вроде плоских ластов.

Некоторое время существо лежало, собираясь с силами. Затем жабры втянулись в жаберные щели. Пластины из плотной чешуи скользнули на щели и плотно их закрыли. Существо закашлялось и полной грудью вдохнуло сырой воздух.

Внимание существа привлек окунь, бьющийся меж камней. Существо по-человечески село на полу и точным движением выбросило лапу в сторону обреченной рыбины. Когти сцапали окуня, как кошачья лапа хватает мышь.

На морде существа распахнулась пасть, похожая на акулью и так же усаженная острыми треугольными зубами. Окунь тут же был разодран и проглочен вместе с головой, колючими плавниками и костями.