Наследник древней силы (СИ) - "Amazerak"

Но дед всё испортил. И теперь Вероника стояла, потупив взгляд, и гадала, много ли ему известно и что ей за это будет.

— Я просто погуляла по поместью, — оправдывалась она. — Ничего такого. Мне стало скучно, и я решила подышать свежим воздухом. За мной что, следили?

— Мало того, что ты ушла бродить без спроса по чужой территории, так ещё и водишься непонятно с кем? — дед говорил спокойно, но от его слов сердце в пятки уходило. — Кто он?

— Знакомый, — пожала плечами Вероника и посмотрела на деда. — Я не могу завести знакомства?

— Ты ещё смеешь пререкаться со мной? Отвечай, когда я задаю вопрос.

— Это один из слуг Востряковых. Я попросила показать набережную, и мы прошлись. И всё.

— Со слугами, значит, шашни водишь? Позор, — последнее слово — будто удар кувалдой по голове. — Посмотри на себя. Что за вид? Где так уделалась? Тебе что, охрану приставить, чтобы за каждым шагом твоим следить?

Вероника снова принялась изучать узоры на ковре. Она знала, что сейчас ни в коем случае нельзя пререкаться, иначе будет только хуже. Наоборот, надо показать раскаяние и заверить, что такого больше не повторится. А то дед, и правда, охрану приставит — шага не шагнёшь. А может, уже приставил. Откуда же он тогда знает, с кем Вероника гуляла?

— Прости, дедушка, я больше не буду, — виноватым тоном произнесла Вероника.

— Как зовут этого слугу? — дед, кажется, немного смягчился.

— Артём. Фамилию не знаю.

— Ты не думаешь ни о своей репутации, ни о репутации семьи, — завёл дед старую шарманку, которую Вероника слышала уже сотню раз. — Тебе плевать, что будут о нас думать и какие слухи распустят наши недруги. Да ни одно уважающее себя семейство не согласится принять тебя. Ты хоть понимаешь это?

Тут уж дед, разумеется, перегибал палку. Он любил стращать подобным образом. Вот только Вероника знала, какую жизнь ведут другие боярские и княжеские отпрыски, и все нормальные семьи закрывали на это глаза, если, конечно, не разгорался крупный скандал. Но Василий Степанович был человеком старой закалки и строгих нравов, и это ужасно раздражало Веронику. Другие жили на полную катушку, развлекались, а ей шагу ступить не дают.

— Я на многое закрываю глаза, — произнёс дед. — Я закрываю глаза на твои поездки к Лядовым и то, что вы там устраиваете, закрываю глаза на ваши пьянки и гулянья по клубам…

— Да я уже полгода нигде не была…

— Цыц! Кто научил старших перебивать? Но всему есть предел. Шашни со слугами — это слишком. Я не позволю подобных вольностей под моей крышей. Кто он такой? Чем занимается в поместье?

— Не знаю.

— Как это не знаешь?

— Ну он… что-то вроде телохранителя. Он сегодня сопровождал Востряковых на похоронах.

— Дружинник?

— Да, вроде того. Я же говорю: не знаю.

— Понятно. В общем, мне это надоело. Кажется, придётся принять меры, — тон Василия Степановича стал холоден. — Скажу твоему отцу, чтобы забрал ключи от машины. Следующий месяц чтоб сидела дома и готовилась к экзаменам. В лицей тебя будет отвозить шофёр. И летом этим на море не поедешь, все два месяца будешь заниматься тренировками. Свободна.

Вероника вышла из кабинета в подавленном состоянии и мрачном расположении духа.

— Ну и сволочь же ты, дед, — пробормотала она. — Что за семейка мне попалась.

Пройдя по коридору, Вероника спуститься на второй этаж, где находились её с сестрой комнаты. На душе было паршиво. Да и как иначе-то? Едва она встретила парня, с которым ей понравилось и с которым она бы хотела встречаться дальше, как дед опять ставит палки в колёса. Ну слуга, и что? Подумаешь! Не замуж же за него выходить? Отпрыску мужского пола, вздумай он потрахаться с какой-нибудь служанкой, слова бы не сказали. А тут — трагедия великая!

Да ещё и на море запретили ехать — это уж совсем за гранью добра и зла. Совершенно незаслуженное наказание! Вот в других семьях — всё нормально, но только не тут, только не в этом доме, где дед всех в ежовых рукавицах держит.

Оставалось лишь надеяться, что за этот месяц Василий Степанович сменит гнев на милость и всё же разрешит внучке поехать отдыхать.

И всё же Вероника хотела снова встретиться с Артёмом. Она только и думала, что о следующем свидании. Да, он был немного странным — наверное, повлияло ранение. Контузия или ещё что-нибудь вроде этого. Но это не имело значения. Веронику тянуло к нему, теперь она ждала только одного: когда он позвонит. А уж она-то придумает, как удрать из-под пристальных взглядов родни.

В общей комнате, из которой двери вели в спальни сестёр, сидела Оля. На столе перед ней располагались три голографических монитора, сестра чем-то увлечённо занималась. Она уже переоделась, и теперь была в домашних штанах и футболке.

— Зачем тебя дедушка вызывал? — спросила она, даже не посмотрев на Веронику.

— Так, ерунда, — Вероника шлёпнулась в большое мягкое кресло. — А ты всё занимаешься?

— Ага.

— Понятно всё с тобой, — Вероника с тоской вздохнула. Ольга хоть и старше всего на четыре года, а с ней невозможно ни о чём поговорить. Она вечно занята то учёбой, то какими-то своими проектами, и болтает только о них.

— Куда ты сегодня удрала-то? — спросила Оля, но отрываясь от монитора.

— Гулять пошла. На набережную.

— И как погуляла?

— Неплохо. А знаешь, кого я встретила?

— Кого? — без малейшего интереса спросила Оля.

— Того парня, которого мы вчера подвозили и который на похоронах был с Востряковыми. Помнишь? Он, оказывается, телохранителем служит. Представляешь, после того, как его ранили, у него открылись все четыре канала!

— Брешет, — равнодушно констатировала Ольга. — Не бывает такого.

— Мне тоже показалось странны. Думаешь, врёт?

— Ну да.

— Да по фиг. Мы с ним всё равно решили встречаться. Вот так вот! Завидуй молча.

— Так дед тебя по этому поводу вызывал?

— Да, типа того. По-моему за мной кто-то наблюдает.

— Не обязательно. Твой внешний вид и так красноречиво говорит о твоих похождениях.

— Говорю: завидуй молча, — Вероника насмешливо улыбнулась.

— Было бы чему.

— Не, ну ты можешь и дальше в девах ходить, — подколола Вероника. — Мне-то что?

Ольга закатила глаза и поморщилась:

— О Господи, Ника, иди уже, куда шла. Отвлекаешь только.

— А вот и не уйду. Буду тут сидеть.

— Ну сиди. Только не трынди, ради Бога. Я и так устала сегодня.

В комнате повисло молчание, нарушаемое шуршанием клавишной панели.

На следующий день состоялись ещё одни похороны. На этот раз хоронили отца. Было всё то же самое: храм, кладбище, застолье, только масштаб поменьше. Присутствовали в основном, родственники и несколько друзей. Ну и Геннадий Михайлович приехал, произнёс речь.

Хоронили в закрытом гробу, отца я даже не увидел напоследок. Гроб опустили в землю, могильщики закидали землёй, а мы стояли рядом и смотрели.

Мать сдерживалась, не желая при всех показывать эмоции, но вид у неё был убитый. А Ира даже всплакнула, когда гроб опускали. Она сжимала в руках платок, то и дело вытирая скатывающиеся по щекам слезинки.

Мне тоже было грустно. Мы с отцом виделись редко и знали друг друга не так хорошо, как хотелось бы. Служба отнимала у него всё время. Я вспоминал разные светлые моменты, связанные с ним, вспоминал прощание перед армией. Отец был печален. Наверное, он уже тогда знал, что меня отправят на фронт, но не мог сообщить мне этого.

— Мы накажем убийц, — тихо сказал я стоящей рядом сестре. — Я сделаю всё возможное.

— Никто не знает, кто его убил, — ответила Ира. — Наверное, убийцы очень влиятельные, — она снова промокнула глаза, останавливая катящиеся слёзы.

Она была права. Враг силён (если это действительно Голицыны). Вот только они, кажется, слишком многим родам дорогу перешли, а значит, их прижмут, и если я смогу посодействовать этому, сделаю всё, что от меня зависит.

После похорон поехали в ресторан на поминки и, посидев всего пару часов, разъехались. На этом прощание закончилось. Мёртвые лежали в земле, живые продолжали жить, словно ничего и не случилось.