Роберт Сильверберг - Замок лорда Валентайна. Хроники Маджипуры
Ежели так, ради блага Маджипуры он должен сбросить с трона узурпатора и восстановить свои законные права. Это его обязанность.
Но разве возможно это сделать?
Свергнуть того черноволосого человека, которого приветствовал недавно весь Пидруд?
Как можно это сделать?
Как можно приблизиться к Коронованному, чтобы столкнуть его с насеста?
В истории планет такое бывало, но сможет ли это повторить бродячий жонглер, достаточно легкомысленный молодой человек, которому, в общем-то, наплевать на королевскую власть?
Ну да много ли проку в сидении на троне?
И все же…
Он почувствовал взгляд на себе и обернулся. На него смотрела Карабелла.
В ее глазах, устремленных на него, все еще был страх.
— Что ты теперь будешь делать, лорд?
— Раз и навсегда — зови меня Валентайном.
— Если ты приказываешь…
— Приказываю.
— Что ты теперь будешь делать, Валентайн?
— Работать вместе с вами, — ответил он, — я буду жонглировать, совершенствовать мастерство и — быть внимательным к своим снам, ждать, думать. Что я еще могу делать, Карабелла?
Он протянул к ней руку.
Девушка отодвинулась было, но собралась и протянула к его руке свою. Он улыбнулся.
— Что я еще могу делать, Карабелла?
Метаморфы
Гайрогский город Долорн был чудом архитектуры, он возник, казалось, благодаря волшебству.
Почти вся Долина Долорна была занята им. Хотя город и был велик, в нем преобладали вертикали — громадные сияющие башни самых фантастических конструкций поднимались, как сталагмиты в пещере. Единственным разрешенным к строительству материалом в Долорне был местный камень — легкий и блестящий, как драгоценный кальцит. Из него-то и возводились жителями Долорна высокие и островерхие дома, увешанные балконами, соединенные друг с дружкой аркадами и кружевными мостами, перекинутыми высоко над улицей, украшенные колоннами и куполами.
Жонглерская труппа Залзана Кавола вошла в город ровно в полдень, когда солнце стояло над головой, а на стенах титанических башен плясали тысячи бликов. У Валентайна захватило дух от высоты зданий и сверкания сотен башен.
Долорн насчитывал четырнадцать миллионов жителей и считался крупным — но не крупнейшим — городом Маджипуры. Валентайн знал, что в Альханроеле город такой величины не представлял собой ничего особенного, на этом сельскохозяйственном континенте были города и побольше. Но все равно он подумал, что по красоте ему нет равного.
Долорн был холодным и огненным одновременно. Шпили, сверкающие, как лед, не отпускали от себя глаз; разглядывая город, новичок все время слышал звуки органа, чья музыка была как бы заложена в него при строительстве.
— Сельских гостиниц здесь нет! — радовалась Карабелла. — Мы будем жить в отеле и спать на тонких простынях!
— Ты думаешь, Залзан Кавол расщедрится на отель? — усомнился Валентайн.
— А куда он денется! В Долорне только отели. Либо мы ночуем на улице, либо нежимся на королевских кроватях!
— Королевских, — повторил Валентайн, — почему бы и нет!
Еще утром, перед уходом из гостиницы, он взял с Карабеллы клятву никому не говорить о ночных событиях — ни Слиту, ни скандарам, ни толкователю снов, если Карабелле вдруг понадобится встретиться с таковым. Он потребовал, чтобы девушка поклялась именем Леди, Понтифика и Коронованного. Он потребовал также, чтобы она вела себя с ним, как раньше: он был и есть жонглер, не больше.
Произнося для девушки слова клятвы, Валентайн, неожиданно для себя, заговорил с той значительностью, какой у него прежде не было, бедная же Карабелла, услыхав этот голос, встала на колени и смотрела на любовника, как если бы на нем была корона. Сам Валентайн чувствовал себя неловко — что если настоящая цена его не так высока как пригрезилось.
Однако, пренебрегать снами было нельзя, предосторожности необходимы: соблюдение тайны их — в первую очередь. Он взял клятву и с Делиамбера, хотя сомневался, можно ли ему верить. Но колдун клятвенно пообещал хранить все происшедшее в секрете.
— Кто еще знает об этом? — поинтересовался все же он.
— Только Карабелла, но и ее я связал клятвой.
— А хьерт ничего не знает?
— Виноркис? Ни слова. Почему ты о нем спрашиваешь?
— Мне показалось, что он следит за тобой. К тому же слишком многим интересуется — мне это не нравится.
Валентайн пожал плечами.
— Хьертов трудно любить. Но чем, ты думаешь, он опасен?
— Виноркис хорошо закрывает свой мозг. А аура у него темная. Держись от него подальше, Валентайн, он опасное существо!
Широкая улица привела их к отелю. Направлял фургон Делиамбер, у которого, похоже, в голове была карта любого города Маджипуры, Фургон остановился перед высоченным зданием, увенчанным башней, похожей на минарет, и с восьмиугольными окнами. Выйдя, Валентайн задрал голову к минарету.
— Ты выглядишь, как сельский простачок, к тому же стукнутый по голове, — недовольно проворчал скандар, выйдя вслед за Валентайном, — Никогда не видел Долорна?
Валентайн смущенно улыбнулся.
Его дырявая память ничего не знала об этом городе. Но разве возможно забыть его, хоть раз повидав? Он спросил:
— А что здесь самое красивое?
— Самое красивое в чужом городе, — ответил ему Залзан Кавол, — миска горячего супа, кружка хорошего вина и мясо над огнем. Скажешь, не так? Ну-ка, откуси от этого отеля кусочек!
Голодный человек не насытится даже Горным Замком!
Скандар гоготнул, довольный шуткой, подхватил свой багаж и направился к отелю.
— Но ведь города строят не ради одной только жратвы! — рассердился Валентайн.
Ему ответил Тилкар, самый молчаливый из скандаров:
— Залзан восхищается Долорном куда больше, чем может показаться. Но он никогда в этом не признается.
— Вслух он готов говорить только о Пилиплоке, где мы все родились, — добавил Рей бор Керн, — о любом другом городе Залзан не скажет доброго слова.
— Тихо! — прикрикнул на них Ирфон Кавол. — Вон он!
Залзан появился в дверях отеля.
— Ну! — позвал он всех. — Долго вас еще ждать? Через полчаса репетиция!
Он пригрозил здоровенным кулачищем и исчез за дверью.
Странный у меня хозяин, думал Валентайн, изо всех сил старается выглядеть грубым мужланом, а цивилизованную и добрую личность прячет от всех глубоко внутри.
Жонглеров пригласили выступать в Безустанном Цирке Долорна, городском увеселительном заведении, работавшем круглосуточно. В этом городе и его провинции спали не по ночам, как все, а по сезонам, подряд по два-три месяца, преимущественно зимой; когда же бодрствовали, то требовали развлечений день и ночь.
Делиамбер сказал, что платят здесь хорошо — потому-то в Долорне всегда полно странствующих артистов.
На репетиции, что состоялась после полудня, Залзан Кавол объявил, что они выступают далеко за полночь, с четырех до шести.
Валентайн расстроился: он ждал, что получит в эту ночь наставление, как действовать — все к этому шло в его снах… а получается, что проведет эти часы на эстраде.
— Мы можем лечь спать пораньше, — предложила Карабелла, заметив его огорчение. — Время послания ведь тебе не назначено.
— Я могу вообще не уснуть, зная, что придется рано вставать.
— Пусть тебя усыпит Делиамбер, — посоветовала девушка, — как меня в прошлую ночь.
— Обойдусь без него, — ответил Валентайн.
Он устроился в отдельной комнате и до того, как лечь спать на тонкие простыни, годные, как сказала Карабелла, для королей и герцогов, поручил свой дух Леди Острова и попросил ее о послании. Такое разрешалось и делалось довольно часто, но не всегда давало результаты. А ему так нужна была помощь Леди! Если он свергнутый Коронованный, то она, как его мать по плоти и по духу, должна и удостоверить его личность, и подсказать ему его действия.
Засыпая, он постарался вызвать зрительный образ Леди и ее Острова — дотянуться через тысячи миль до нее и сотворить мост, по которому придет к нему ее послание. Но и здесь его подвела память. Считалось, что каждый маджипурец знает и лицо Леди, и географию Острова — как лицо матери и место, где он живет, но искалеченное сознание Валентайна зияло пустотами, которые нужно было чем-то заполнять. Он рисовал наугад. Как выглядела Леди, нарисованная огнями фейерверка над Пидрудом в день фестиваля?
Круглое улыбающееся лицо, длинные густые волосы. Очень хорошо. А дальше? Предположим, что волосы черные, блестящие, как у ее сыновей, лорда Валентайна и покойного лорда Вориакса. Глаза карие, теплые, живые, губы полные, щеки слегка впалые, а в уголках глаз тонкая сетка морщин…
Величавая, рослая женщина. Она прогуливается по саду среди пышных цветов, желтых тонигалий и эльдеронов, пурпурных тихлей — всего богатства тропической растительности. Вот остановилась, чтобы сорвать цветок и воткнуть в свои волосы, идет дальше по мраморным плитам дорожки, петляющей меж цветов, останавливается на небольшом плато, на склоне холма, где стоит ее дворец, смотрит вниз, на террасы, спускающиеся к морю. Она смотрит на запад, на далекий Зимроель, где находится сейчас ее сын, остановившийся в городе гайрогов. Она сосредоточивается и шлет ему послание, в котором надежда на лучшее, в котором поддержка изгнаннику.
