Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

Очередной рыбный день? Что ж, согласен. Только бы вечером мне снова не пришлось запивать элем вяленые спинки краснохвостки: вкусная рыбка, ничего не скажешь, но просолена так сильно, что на один укус не хватает для запивки и целой кружки. А от эля, который пьют речники, светлого и по первому ощущению вовсе не крепкого, утром нещадно болит голова, в связи с чем…

– Мне лучше пожиже.

Рябой понимающе ухмыльнулся и плеснул в мою миску прозрачного наваристого бульона.

Самым благодарным из едоков на кораблике оказалась Шани, с наслаждением поглощавшая свежевыловленную рыбу, которую без устали таскал для кошки Малой, я принимал пищу без возражений, команда шекки уж точно не мыслила себе другого наполнения стола, а вот путешественницы… Воротили носы.

Могу предположить, госпожа попросту чувствовала себя не лучшим образом, потому и не садилась за общий стол: хоть и невелики волны на реке, но качка есть качка. Служанка же каждый раз заявляла во всеуслышание, что «негоже благородным дамам хлебать из одного котла с речными бродягами, пропахшими рыбой». Разумеется, отношений с командой подобные речи не улучшали, но капитан не обращал внимания на ворчливые оскорбления, делая вид, будто женщин на судне для него не существует, чем вызывал еще больше негодования со стороны Валы. Остальные же корабельщики только посмеивались: похоже, крикливо-кичливая служанка их только развлекала, внося в размеренное и привычное течение жизни хоть какое-то разнообразие.

– А мне погуще! – бодро заявил капитан, спустившийся с кормы и ставший третьим в обеденной трапезе.

Брат Рябого, Угорь, уже проглотил свою порцию и понес обед рулевому, не любившему оставлять орудие своего труда без присмотра. Старый дремал на солнышке, а Малой на носу шекки играл с кошкой в прятки между бухтами якорных канатов.

Наржак, командовавший «Соньей», примостился на тюке напротив меня и, помешивая похлебку, как бы невзначай осведомился:

– У вас, dana, с животом все хорошо?

С животом? Откуда такой интерес? Я немного растерялся, но все же сообразил, что моя просьба налить одной жижи могла намекать и на ухудшение здоровья.

– Вашими заботами не жалуюсь. Просто люблю кушать все по отдельности. Вот закончу с отваром, попрошу еще пару кусков.

– И то ладно.

Невнятное замечание могло означать и похвалу, и осуждение, во всяком случае по тону голоса было совершенно непонятно, попал ли мой ответ в точку или вызвал еще большее недоумение и тревогу. Но, словно развеивая оставшиеся сомнения, капитан добавил:

– Мне dana Советник велел за вами присматривать. Чтобы, мол, отказа не знали, да и вообще… Только не думайте, я нос в чужие дела не сую: что велено, то и делаю, и вы вольны вовсе не оправдываться, а отправить меня со всеми моими расспросами в…

– Уж я точно вас отправлю, да куда подалее! – Гневно взвизгнула над нашими головами Вала.

Мы с капитаном досадливо переглянулись и, без слов поняв друг друга, вернулись к поглощению пищи. Служанку такой поворот событий не порадовал, о чем мы узнали ровно через вдох, понадобившийся крикунье, дабы набрать в грудь побольше воздуха:

– И вас, и бездельников ваших, и всю вашу посудину! Это что ж вы удумали? Раз женщины без мужей, так можно под бок подваливать?! Только на берег сойти дайте, я вас на весь Шем ославлю, так и знайте! Развратники!

Капитан молча, в полнейшем спокойствии выслушал обвинение, проглотил пережеванную рыбу, неторопливо отставил миску в сторону и поднялся, медленно поворачиваясь лицом к женщине, едва не топающей ногами, настолько ее переполняли не самые лучшие чувства.

– Развратники?

– Да еще и бесстыдники! Вон, все заголились, даже пень трухлявый, которому уже о Пороге думать нужно, а и он туда же!

Это правда, днем корабельщики ходили в одних только штанах, благо погода стояла теплая и солнечная и грех было напяливать на себя несколько одежек сразу. Но, честно говоря, мало какая женщина разделила бы недовольство Валы: Наржаки вполне могли позволить себе появиться на публике без рубашек. Не слишком высокие, плотно сбитые, загорелые почти до черноты, с мышцами не слабее корабельных канатов, разве только Малой не успел набрать много мяса на костях, а Старый уже начал усыхать. Похожие друг на друга, с выбеленными солнцем волосами и вечно прищуренными глазами, от уголков которых разбегались к вискам у кого морщинки, а у кого пока только упругие складочки, с упрямо выдающимися вперед подбородками и скупыми движениями, речники, уверен, пользовались женским благоволением во многих городках, на рейде которых бросала якоря «Сонья». И уж тем более ни один из Наржаков не выглядел клятвопреступником, готовым покуситься на честь женщин, с которыми заключил договор о перевозке. Служанке невзначай напекло голову? Брала бы пример с госпожи: та стоит у борта и спокойно смотрит на воду… Вернее, смотрит куда-то, потому что, по своему обыкновению, прячет лицо под кружевом накидки.

Наверняка в голове капитана возникли примерно такие же мысли, но будучи человеком солидным и обстоятельным, а также облеченным не только властью, но и ответственностью, он не стал советовать обвинительнице ополоснуться холодной водой или сигануть в речку:

– О чем вы говорите, danka?

Вала, заполучив долгожданное внимание, угрожающе расправила плечи:

– А нечего наш покой своими бесстыжими подглядываниями тревожить!

– Подглядываниями?

Наржак понимал не больше меня, а мне, признаться, и не хотелось задумываться над причинами негодования склочницы. Подглядывал кто-то? Так радуйся, что еще не растеряла женской привлекательности. Беда, можно подумать, если кто-то лишний взгляд бросит…

– Полночи не засыпали: то там скрипнет, то здесь зашуршит, а под утро кто-то прямо в ухо дыхнул, я чуть с постели не свалилась! Это что ж получается? Стоит женщинам одним оказаться, так можно их…

– Утром? – Пальцы с коротко остриженными ногтями почесали седую щетину на щеке.

– Да что там утро?! Еще четверти часа не прошло, как кто-то из вас, бесстыдников, снова наведывался! Мы с госпожой отдохнуть прилегли, думали, среди бела дня не отважитесь нас беспокоить, ан нет, напрасно! Глаза закрыты, а все равно как кожей чуешь: стоит и взглядом по тебе шарит-шарит, шарит-шарит…

Капитан нахмурил белесые брови.

Четверть часа назад? Все мужчины находились в это время на палубе. Более того, могу поклясться, ни один из Наржаков не спускался в трюм, где располагалась отгороженная для обитания путешественниц комнатка, и не поднимался наверх, потому что для этого требовалось преодолеть восемь ступеней лестницы и откинуть одну из створок люка, петли которого нещадно скрипели из-за необоримой сырости речного воздуха. Кстати, когда женщины почтили палубу своим присутствием, все полагающиеся сему действу звуки были слышны. Следовательно…