Светлана Багдерина - Иван-царевич и С.Волк

Но в настоящий момент именно этим он и занимался, потому что, как непреодолимая вамаяссьская стена для кирдыцкого кочевника, перед ним вырастало и уходило, насколько хватало глаз, неумолимое "во-первых", отягощенное тем, что на его кровати плакала не какая-то абстрактная царевна, а вполне конкретный Серый, хоть и не отрок теперь, а отроковица…

Но, наконец, Иванушка решился и, откашлявшись для храбрости и рассеянно пожалев и забыв о разлившемся по полу штофе, тихо прошептал:

— Сер… рафима?.. Ты чего?.. С тобою… что?.. Я… тебя… обидел?..

Посапывание, перемежаемое сонными всхлипами, было ему ответом.

И тогда, абсолютно без предупреждения, в еще наполненную алкогольным туманом взлохмаченную голову Ивана откуда ни возьмись пришла и поселилась одна идея.

Все просто.

Если он оказался не готов ко встрече со своей женой сейчас, то ему надо быть готовым к тому моменту, когда она проснется.

И царевич, осторожно ступая босыми ногами по живому ковру из цветов на полу спальни и попутно экспериментальным путем обнаружив, что розы в лукоморских оранжереях еще не совсем отцвели, подошел к окну, распахнул створки и глянул вниз.

Второй этаж.

Охрана внизу спит сном славно погулявшего на свадьбе богатыря.

Очень хорошо.

И он зажмурился и сиганул вниз.

Предусмотрительно оставив на столе самый страшный предмет для библиотеки — свечу — Иванушка беспорядочно, но усердно начал перерывать все, что скопилось на уходящих под потолок полках за двадцать поколений лукоморской династии.

Она определенно должна быть где-то здесь.

Я точно видел ее, случайно, еще до отъезда, когда искал что-нибудь новенькое, еще не читанное…

Еще подумал, как странно… Кому это может быть интересно…Там же нет ни одного сражения или чудовища…

Она была даже с картинками…

Там так все подробно расписывалось, что за чем делается…

И зачем…

И подробно перечислялось, что для этого может понадобиться…

Я и слов-то таких раньше не слыхал…

И называлась она как-то чудно… То ли "Ритуалы и таинства"… То ли "Секреты мастерства"… Что-то такое… Загадочное…

Никогда бы не подумал, что она может мне пригодиться… Я, помнится, еще специально ее куда-то подальше с глаз долой забросил… Думал, что витязям Лукоморья такие занятия не пристали…

А теперь вот ройся…

Второпях…

В темноте…

В пыли…

АПЧХИ!!!..

Ой-ой-ой-ой-ой-ой!!!.. Прямо на ногу ведь свалилась!!!.. Ах-х-х-х!!!.. Чтоб тебя!!!..

Стоп.

Да это же она!!!

Серафима еще раз всхлипнула, вздрогнула и проснулась.

В комнате было тихо.

Чересчур тихо.

Не поднимая головы и не открывая глаз она поняла, что Ивана здесь нет.

А значит, больше и не будет.

Она сама во всем виновата.

Она должна была ему признаться как-нибудь, пока они еще мотались по белому свету вместе.

Но сначала было забавно, потом привыкла, потом не до того, потом неловко, потом просто глупо, а сейчас уже поздно…

Он подумал, что это она специально…

Подумаешь, какие мы нежные!

Он обиделся и не вернется…

И мне пора уходить.

Куда мне до этой противной Ленки, если вот так, по правде-то…

Тем более что она стала еще красивее, когда за его брата замуж вышла…

Чтоб у ней веснушки повылазили!

Нужна я ему двадцать раз…

Убегу куда-нибудь, где про это Лукоморье никто и слыхом не слыхивал, и пусть папочка любимый сам эту кашу расхлебывает. Я же говорила, что ничего из этой затеи не получится, так нет — "добрососедские отношения, родственные народы, приличная партия, ля-ля — тополя…"

Ну, что ж…

Уходить — так сразу.

И, не раздумывая больше, Серафима швыркнула последний раз носом, утерла глаза колючим парчовым рукавом, спрыгнула с кровати и неслышным шагом решительно подошла к раскрытому окну.

Из него, едва выставляясь, торчали рога лестницы.

По которой кто-то тяжело понимался.

Царевна прижалась к стене, стараясь слиться с ней, в то время как рука ее автоматически нащупала и подняла над головой в замахе первый попавшийся увесистый предмет — резную дубовую табуретку.

Одинокая беззащитная девушка темной ночью в незнакомом месте, без меча, ножа и кистеня должна держать ухо востро.

Кто бы там не был, решила Серафима, делать ему здесь нечего. Начнут расспрашивать, уговаривать, отговаривать…

И-эх!..

АЙ!!!

ОЙ!!!

— Это ты?!..

— Это ты?!..

— Ой, извини, пожалуйста… Я не хотела… Я думала, там кто-нибудь другой… — и, не удержавшись:

— Знала бы что ты — убила бы…

— Ах, так… Ну, спасибо… Я, конечно, догадывался, что ты обо мне думаешь, но…

— Я пошутила!..

— Да из-за твоих шуток у меня теперь…

— Ну, я же сказала, что нечаянно!..

— Нет, не сказала! Ты сказала… — возмущенно начал было Иванушка, но прикусил язык, почувствовав надвигающуюся никому не нужную нелепую перепалку, способную привести к неизвестно каким непредсказуемо-катастрофическим последствиям, возможно, даже с летальным исходом и, пока не поздно, быстро нащупал на полу небольшой плетеный берестяной короб, который был у него в руках, пока на его голову не обрушилась оперативно-тактическая табуретка наступательного действия.

Он с некоторым усилием откинул крышку и протянул короб на вытянутых руках Серафиме.

— Это тебе.

— Что это? — подозрительно прищурилась царевна.

— Я сам сделал.

— Да что это?..

— Пробуй.

Серафима поставила, наконец, табуретку на место, наклонилась над коробом, потянула носом и ахнула:

— Не может быть!!!.. Где ты это достал?!

— Я же сказал — сам сделал. Для тебя, — скромно потупя взор, с особым удовольствием повторил Иванушка.

— Для меня?!.. Сам?!.. Ванечка!.. Ты настоящий герой! — всплеснула руками царевна.

— Пробуй-пробуй! — Ивана просто распирало от гордости.

Серафима осторожно взяла из короба с чистого рушника один банан в шоколаде и, предвкушая неземное удовольствие, откусила.

Не гамма — целая симфония чувств отразилась на ее лице, и они моментально передались на встревоженную, замеревшую было в ожидании, физиономию Иванушки.

— Ну, как?.. — с замиранием сердца, наконец, сумел проговорить он. — Как?.. А?..

Серафима дожевала откушенный кусок, потом взглянула на Иванушку и откусила еще.

Хоть у него и отлегло от сердца, но все же он напряженным взглядом провожал каждый кусок, исчезающий во рту его жены.

Когда был доеден последний, он, нерешительно улыбнувшись, снова спросил:

— Ну, как?..

Глаза их встретились, и лик Серафимы расплылся в лукавой улыбке.