Варвара Мадоши - Древесная магия партикуляристов

— А по какому принципу вы их… э… отбирали?..

— Я просмотрела личные дела и порасспросила Аристайла… разумеется, так, чтобы он не придал этому значения. Отбор шел по двум параметрам: во-первых, тех, у кого нет родных, любимых и друзей, во-вторых, те, у кого наиболее богатый внутренний мир.

Рютгер с интересом посмотрел на леди Алису.

— О?.. Вот как… какой… ммм… необычный выбор… Не объясните ли мне, почему?

— Охотно, сэр. Подмечено, что, по статистике, гораздо чаще убивают тех, у кого есть преданные жены, друзья или маленькие дети. Кроме того, среди убитых всегда больше всего простоватых ребят: чем интенсивнее солдат размышляет об абстрактных вещах и о смысле жизни, тем больше вероятность, что он останется в живых. Правда, это не касается поэтов. Очевидно, в случае с поэтами преодолевается какое-то пороговое значение, потому что поэтов тоже убивают часто. А хороший охранник — это живой охранник.

— В том случае, если он не сбежал со своего поста, — мягко поправил Рютгер.

— О, отбор по лояльности тоже производился. Не сомневайтесь, вы получили самый высококлассный материал.

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, леди. Но… вы знаете, не могу не заметить, что люди без друзей и любимых, но с богатым внутренним миром чаще всего бывают… как бы это помягче выразиться… неврастенниками?..

— Совершенно согласна, — Алиса склонила голову, и Рютгер на мгновение залюбовался, как солнечный свет заиграл на ее лаково-черных косах. — Однако почему-то не в случае Королевских Следопытов. Они демонстрируют высокий процент служебной эффективности. Сама теряюсь в догадках. Возможно, люди с богатым внутренним миром — потенциальные главные герои, и вселенная их бережет?..

Рютгер снова обернулся к шеренге будущих охранников особняка Марофиллов, шеренгой выстроившихся вдоль шахматных плиток пола. Поднес к глазам пенсне, которое ему, строго говоря, совершенно не требовалось. Вздохнул.

— Наверное, это просачиваются флюиды Вымышленной реальности, — сказал он. — Наши маги последнее время слишком часто ее используют.

— Мамина аналитическая команда пока не готова подписаться под этим выводом, — осторожно произнесла Алиса, — но исследования ведутся.

Глава 13. Скорбь

А что основатель нашего Вечного Города заслуживает извинения за убийство брата и товарища и что содеянное им было совершено во имя общего блага, а не ради удовлетворения личного тщеславия, доказывает, что сразу же вслед за этим он учредил Городское Собрание, с которым советовался и в зависимости от мнения которого принимал свои решения.

Туманы над озером безумно красивы. Вода серая и гладкая, как зеркало, а над ней крутится, медленно уплывая прочь, поднимаясь к самым верхушкам окружающих озеро кленов, водяной пар, Небо тоже белое, точно разбавленное водой молоко, и не понять, где кончается оно и где начинается туман.

В этом нет извечной роскоши южных закатов; нет величия и непостижимости звездной ночи; нет даже тихого, трогающего сердце зова лунной дорожки на воде. Зато есть печаль, много печали. Иная тайна. Волшебство недосказанности.

Граф Томас Марофилл знал, что всегда может найти своего брата около озера, когда там туман. Не то чтобы ему частенько приходилось это делать; как правило, если возникала необходимость, он попросту посылал лакея с запиской или с приказом передать что-нибудь на словах, если новость не могла пострадать от ушей лакеев.

В этот раз Томасу просто захотелось прогуляться.

Светлые волосы и светлый плащ Рютгера сливались с туманом, поэтому Томас практически наткнулся на него. Герцог Марофилл сидел даже не на низенькой скамеечке, что было бы еще как-то объяснимо, а на огромном замшелом валуне, оставленном у озера художником по ландшафту для пущей живописности, и разглядывал открывающийся перед ним пейзаж с гримасой великолепного аристократического безразличия.

— Из дворца прислали человека, — произнес Томас, предварительно кашлянув, чтобы дать о себе знать. — Там снова переполох. Секретный переполох.

— Что, снова обнаружили, что кто-то тайно проник во дворец и покинул его? — спросил Рютгер без особого интереса в голосе.

— Вы полагаете, я читал адресованное вам послание Регента?

— Даже не сомневаюсь. Я отлично вас знаю, мой возлюбленный брат.

— Да — на оба ваших… предположения, — неодобрительно покосившись на валун, Томас присел на скамеечку рядом. — Смею предположить в свою очередь, что мое знание вас простирается так же далеко. Посему в сто шестьдесят пятый раз настоятельно советую перестать винить себя в смерти своего возлюбленного. Не находите ли вы, что выбираете для этого места, всегда предсказуемые до безобразия?.. Берег озера, скалистый обрыв…

— О.. — Рютгер посмотрел на брата удивленным взглядом только что проснувшегося человека. — Неужели в сто шестьдесят пятый раз?

— Я не вел точных записей, но исходя из предположения, что это происходит приблизительно раз в месяц, зимой несколько чаще, плюс годовщины вашей последней встречи… Да, должен признать, что ваша скорбь выражается именно таким образом. Что не слишком умно с вашей стороны. Кроме того, должен заметить, что о его смерти вы не знаете наверняка. Засим позвольте откланяться: через четверть часа я даю аудиенцию управляющему нашего поместья на острове Инзель. Бедняга добирался сюда два дня.

— Хорошо, — вздохнул Рютгер. — Мне тоже надо заняться делами. Полагаю, я буду минут через пять.

Когда Томас исчез в тумане, Рютгер вздохнул и грустно улыбнулся ему вслед. После чего потянулся к карману, где обычно у людей лежат карманные часы, и достал оттуда… карманные часы. Впрочем, на цепочке, коей они крепились к отвороту атласного белоснежного камзола, расшитого бледно-бежевым узором в виде виноградной лозы, висела еще одна блестящая штучка из белого серебра. Более всего вещица походила на медальон, что носят на груди впечатлительные дамочки, дабы помещать туда миниатюрные портреты своих возлюбленных. Открывать свой медальончик и любоваться на лик безвременно ушедшего Рютгер Марофилл не стал. Он просто повертел его в пальцах, невесело улыбнулся кому-то в туман, и медленно произнес, словно размышляя вслух:

— Да нет, дорогой мой брат, пытающийся защитить меня от меня самого… Вы не правы. Теперь я совершенно точно знаю.

Он сжал медальон в кулаке.

— Я сам убил тебя, — добавил герцог Марофилл, бессознательно меняя адресата своей идущей из глубин души речи. — Я!.. Я знаю, ты простил меня. Но сам я не прощу себя никогда…