Элиссон Элиссон - Хранители крови

— Министерство, кабинет Аластора Моуди, — четко произнес Брустер и бросил в камин щепотку пороха.

Грянул взрыв. Брустера отшвырнуло на импровизированную малфоевскую кровать, он перелетел через нее, бухнулся на пол, прокатился еще футов семь и въехал под журнальный столик с прозрачной столешницей. Точно вошел, как влитой. Из камина повалил зеленовато–сизый дым.

Луна ойкнула и бросилась помогать ему выбраться. Малфой нервно хихикнул.

— Почему я не удивлен? — мрачно спросил Блейз.

Брустер вылез из‑под стола, отряхиваясь и стирая с лица сажу.

— Камин не работает, — зачем‑то сообщил он. — Другие идеи будут?

— Лечь и скрестить на груди ручки, — едко предложил Малфой. — Потому что теперь вы все здесь застрянете лет на сто.

— Ты тоже, — заметил Гарри.

— Я у себя дома, Поттер. Это мое поместье. Меня здесь и накормят, и напоят, — Малфой демонстративно оторвал от грозди виноградину и закинул в рот. — И вещи при мне останутся.

В голове у Гарри родилась сумасшедшая мысль, которую он тут же озвучил.

— Это ты сделал. Ты украл палочку у Луны, чтобы выманить Нотса из зала и убить!

— Убить? Ого! Ах, ну да, мне же не привыкать, — ядовито отозвался Малфой. — Я ведь уже пытался убить Дамблдора, а еще пытал пленных и добивал раненых. Трепещи, Поттер, я и до тебя доберусь: мечта всей моей жизни — укокошить святого Поттера. Блин, меня сейчас стошнит от твоих убогих умозаключений.

— Нас осталось пятеро, — сказал Брустер угрюмо. — Кто‑то из нас пятерых убил Нотса. Ты единственный, у кого нет алиби, парень. На твоем месте я бы не задирался.

— Нас не пятеро, — тихо сказала Луна. — А шестеро.

— Твои галлюцинации не в счет, полоумная, — фыркнул Малфой.

— Заткни пасть, — посоветовал Гарри.

— И не подумаю, — выплюнул Малфой.

— Почувствовал себя безнаказанным? — с угрозой в голосе осведомился Гарри. — Это ведь ты выпустил тварь?

— Какую еще тварь? — от лица Малфоя отлила краска.

— Я гляжу, ты в последнее время осмелел, Малфой, — не отвечая на вопрос, продолжил Гарри. — Почувствовал себя под защитой? Раньше поджимал хвост по любому поводу, а сейчас рискуешь тявкать, нападаешь. Зачем тебе это? Зачем было убивать человека, которого ты даже не знаешь?

— Я никого не убивал!

— Конечно. Наверное, он сам умер! Выломал решетку из каменного подоконника и выбросился из окна.

— Прекратите! — рявкнул Брустер. — Может, кто‑нибудь объяснит, о какой твари идет речь? Мисс Лавгуд?

Все взгляды разом обратились к Луне, и Гарри уже успел мысленно застонать, представив, что вот сейчас она начнет развивать тему о нарглах и ему придется за нее краснеть. Внутри что‑то обреченно, болезненно сжалось. Но Луна вдруг подняла на него взгляд. Несколько секунд протекли в немом ожидании, растянулись для Гарри в минуты или даже часы — он отсчитывал удары сердца, чувствуя, как его затягивает прозрачная голубизна ее глаз.

Знакомая слабая улыбка — и девушка медленно покачала головой.

— Как это понимать? — Брустер упер руки в бока, что в его положении — мокрый, вымазанный сажей плащ и запорошенные пеплом волосы — выглядело несколько комично.

— В доме кто‑то есть, — ответил Гарри за Луну.

— Кто? Посторонний? — У Брустера вытянулось лицо. — Когда поместье запечатали, в доме остался кто‑то из Упивающихся? Или из жертв? Да что вы, как язык в задницу засунули, Поттер?! Дорога каждая минута!

— Это не человек, — Гарри с трудом заставил себя произнести эти слова. Мало ему репутации неуравновешенного. Но пусть уж лучше он скажет то, что должен. Лучше он, чем Луна. Защищать ее перед Малфоем сейчас почему‑то очень не хотелось.

Между тем Брустер продолжал буравить его подозрительным взглядом.

— Спросите у Малфоя, — раздраженно буркнул Гарри. — Он лучше знает своих подопечных.

— Нет у меня никаких подопечных! — взвился Драко. — Проспись, Поттер!

— Ты под подозрением, не забыл? — заботливо поинтересовался Брустер. — Думаю, я мог бы получить разрешение на допрос с применением Веритасерума, — он задумчиво прищурился, что‑то прикидывая в уме. — Или заклятия Круциатус.

— Я против, — меланхолично вставил Блейз.

— Это незаконно, — тихо сказала Луна. — Моуди не уполномочен давать такие разрешения.

— Но он знает тех, кто уполномочен. Вопрос в том, нужно ли мне это разрешение вообще, — Брустер потер перепачканные сажей руки.

— Я не дамся, — ощетинился Малфой, его бледное острое лицо перекосилось от страха. — И не мечтайте.

— Папочке расскажешь? — насмешливо осведомился Гарри. — Пошлешь сову в Азкабан?

— Почему бы нам и правда не послать сову? — вдруг предложила Луна. — Здесь должна быть совятня, а совы летают сквозь любые волшебные барьеры.

— В Азкабан? — тупо спросил Гарри.

— Поттер, ты дупло! — с чувством произнес Малфой.

— А ведь мысль, — оживился Брустер, разом растеряв все свои кровожадные идеи.

Получасом позже, сжимая в руке исписанный мелким, неразборчивым почерком Брустера пергамент, Гарри шел по сырому гравию дорожки в саду. Один Мерлин знает, каких трудов ему стоило вытребовать себе право на эту прогулку, хотя триумф оказался изрядно подпорчен: в провожатые ему дали Малфоя. Тот важно шествовал впереди, демонстрируя непревзойденное презрение, и глядя на его прямую, как жердь, спину, широкие плечи и намокшие под дождем волосы, Гарри чувствовал, как внутри все сильнее и сильнее разгорается костерок злости. Его давний враг — поверженный, униженный, лишенный прав, привилегий и наследства, нищий, опозоренный, вышагивал сейчас, надменно вздернув подбородок, будто это он был здесь победителем и надзирателем, будто ему — и никому другому! — принадлежала вся правда мира, а остальные — так, отбросы, мусор. И чем дальше, тем чаще Гарри ловил себя на мысли, что это он сам настоящая жертва если не войны, то обстоятельств. А вовсе не Драко Малфой, не эта трусливая сволочь, которую теперь… ох, Мерлин, которую теперь можно пнуть — и не получить сдачи. Отыграться, отвести душу — и остаться безнаказанным.

Все чаще Гарри начинало казаться, будто было в их с Малфоем судьбах что‑то общее, что‑то, связывающее их, делающее их — две диаметральные противоположности — чуточку более похожими. Потеря близких? Усталость? Беспросветность? Одиночество? Подчас он поднимал голову и вдруг понимал, что смотрит на Малфоя, точно в зеркало, и видит собственное изуродованное отражение. Такой же измученный, придавленный ношей, которую не желал и не просил, вынужденный волочь эту тяжесть во что бы то ни стало туда, куда велят. Такая же пешка в чьей‑то затянувшейся на годы и десятилетия шахматной партии.

Один трусливый, неуверенный в себе, не умеющий принимать решения и исполнять их самостоятельно, задавленный авторитетом отца, измотанный стремлением доказать, что он способен на то, на что не способен в принципе, от природы. С самого детства живущий чужим умом. Другой — импульсивный, упрямый, обиженный на всех и вся и мечтающий, чтобы его просто оставили в покое. Овца, приготовленная на заклание человеком, практически заменившим ему семью, оказавшимся насквозь фальшивым старым интриганом. Жертва, чьей кончины с нетерпением ждала вся магическая общественность, ибо ее смерть означала окончание войны и спасение целого волшебного мира.