Пол Андерсон - Операция Хаос

— Хольгер, Хольгер! — Алианора прижалась к нему, вся дрожа, плача и смеясь. — Как тебе это удалось? Как ты его победил, лучший из рыцарей, любимый мой, мой герой?

— Да ничего особенного, — Хольгер осторожно ощупал лицо. Так и есть, несколько волдырей. — Хватило скромных познаний в термодинамике.

— Это такой новый вид магий? — спросила она с уважением.

— Да нет, никакой магии. Видишь ли, раз дракон дышит огнем — значит, внутри у него температура выше. Я ему влил в глотку несколько литров воды, и получился небольшой взрыв, как в паровом котле, — он с деланным безразличием махнул рукой. — В самом деле, ничего трудного.

11

Проехав несколько миль, они наткнулись на долину среди скал, прогретую солнцем. Там росли буки и тополя, окруженные высокой травой и цветущей примулой; тихо журчал ручей, взлетела стая скворцов. Великолепное место, словно самой природой предназначенное для отдыха людей и животных.

Когда был смонтирован магический круг, Алианора зевнула — и это выглядело пленительно — улеглась поспать. Гуги уселся под крестом, строгая что-то подаренным кинжалом. Хольгер почувствовал странное беспокойство.

— Пойду-ка я осмотрюсь, — сказал он.

— А не опасно это, уходить в одиночку? — спросил гном. Потом ответил сам себе: — Ну да, кто осмелится напасть на победителя драконов?

Хольгер покраснел. Сегодня он был героем дня, но слишком хорошо знал, что виной всему счастливый случай, и не более того…

— Я далеко отходить не буду.

Он закурил трубку и побрел не спеша, напевая под нос. Идиллический пейзаж: луг, деревья, цветы, ручей, Папиллон и единорог пасутся бок о бок, выводит трели дрозд. Если бы не боль от ожогов, Хольгер завалился бы в тенечек и предался мыслям об Алианоре. Нет. Не будем об этом. Нужно подумать о более важных вещах. Нужно взглянуть правде в глаза: здесь, в этом мире он, Хольгер — фигура не из последних, если не ключевая. Вспоминая все происшедшее, приходишь к выводу: отнюдь не случайно на месте пробуждения его ожидали одежда и оружие, сработанные по его мерке, не случайно там оказался Папиллон, необычайно сильный и умный. В Фаэре визит Хольгера вызвал замешательство. Что удивительно, его не смогли убить, хоть он и был в делах этого мира полным профаном… Ну что же, Карл Великий существовал в обоих мирах, и Хольгер — чей-то двойник? Но чей? Как, почему, зачем?

Он уже потерял костер из виду. Шагал напрямик, пытаясь сложить все, что увидел и узнал, в мало-мальски осмысленное целое. Конфликт Порядка с Хаосом выглядел чем-то большим, нежели религиозными распрями. Скорее это — фактор, оказывающий огромное влияние на здешнюю жизнь. Хольгеру это напоминало второй закон термодинамики — Вселенная как физическое тело стремится к хаосу и равномерному рассеянию энергии. Быть может, здесь эти тенденции нашли более… антропоморфное выражение. Минутку! Разве не так обстоит дело в его собственном мире? Чем он противостоял, сражаясь с фашистами, если не ожившими признаками прошлого, которых цивилизованное человечество считало погребенными навсегда?

Здесь схожий, с великими трудами установленный порядок пытались сломать дикие твари из Среднего Мира, жаждавшие распространить на весь мир Хаос, первобытное состояние, при котором возможно все, что угодно, не существует никаких законов и моральных запретов. По другую сторону баррикад встали люди чести и долга, всегда готовые поддерживать и распространять Порядок, безопасность, ответственность. Христианство, иудаизм, даже мусульманство всегда косо смотрели на магию — она более близка Хаосу, чем упорядоченной, управляемой законами физики природе. Но нужно отдать должное обеим сторонам: у науки были свои прихоти, у магии — свои законы. И для строительства самолета, и для создания ковра-самолета необходимым был определенный ритуал. Мамаша Герда упомянула как-то, что сверхъестественное равнодушно служит кому угодно. Потому-то Роланд, умирая в ронсевальском ущелье, пытался сломать Дюрандаль — чтобы чудесный меч не достался маврам; переменив хозяина, грозное оружие не потеряло бы своей мощи…

Симметрия эта впечатляет. В родном мире Хольгера силы природы были могучими и постижимыми, а силы магии и психики — слабыми, неуловимыми. Здесь все обстояло как раз наоборот. Оба мира каким-то непостижимым образом составляли одно целое. И там, и здесь борьба Порядка с Хаосом достигла критической точки. Что касается силы, создавшей это подобие и единство — быть может, Хольгеру следует, пересилив себя, назвать ее богом. Но он слабо разбирался в теологии. Предпочитал держаться вещей, которые поддаются практическому исследованию — дел повседневных, будничных проблем — насущных. А к таковым безусловно относился вопрос: зачем он здесь?

Разгадка постоянно ускользала. Свою жизнь в родном мире он помнил с детства, с детских лет до перестрелки на берегу поблизости от Кронборга. Но у него была и другая жизнь — знать бы только, где и когда. Воспоминания о ней у него украли. Нет, скорее, они затаились глубоко в подсознании и всплывали лишь после сильного потрясения, в необычных ситуациях.

Снова он что-то вспомнил. Кортана. Где он слышал это имя? Ага, от Гуги. Кортана — это меч. В нем скрыта великая магическая сила, но сейчас он укрыт где-то вдалеке от людских глаз.

«В древние времена, когда мечи сверкали на бранном поле, я держал Кортану в руке!»

Он обогнул дерево. И увидел фею Моргану.

Застыл, изумленный. Сердце колотилось, как молот. Моргана подошла ближе, купаясь в золотом свете, процеженном сквозь зеленые кроны. Она соткана из прекрасных красок, ее платье — как снег, ее уста — как кораллы, ее волосы — сверкающая черная глубь горного озера, взбудораженная бурей. Ее голос обволакивает:

— Здравствуй, Хольгер! Ах как много времени прошло!

Он пытался сохранить хладнокровие. Но не смог. Моргана взяла его руку в свою, улыбнулась, и это было, как удар:

— Ах, как я скучала без тебя…

— Без меня? — его голос сорвался.

— О ком же другом речь? Ты что же, все забыл? — обращение на «ты» звучало в ее устах как нежная ласка. — Да, надолго же над тобой сомкнулась темнота… очень долго тебя не было, Хольгер.

— Н-н-но…

Она засмеялась, и это был обычный человеческий смех — словно вся она была смехом в телесном обличье, нежным, теплым, покоряющим:

— Ах, твое бедное лицо! Немногие отважились бы схватиться с огнедышащим драконом. Позволь, я исцелю твои ожоги. — Моргана коснулась его лба. Боль, волдыри исчезли. — Ну как, теперь лучше, правда ведь?

Ничего подобного. Он взмок от лота, застежка плаща сдавила горло. Он немного пришел в себя и различал теперь детали, но они были не из тех, что способны успокоить мужчину: белоснежное прекрасное лицо, кошачья грация движений, плавные изгибы фигуры.