Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

При мысли о долгой дороге вместе с фрейлиной омрачился.

«Может, остаться? – подумалось мысль. – Тут никто не будет орать и шпилить».

Мысль неожиданно обрела силу, превратилась в желание. Инконню с испугом от нее отмахнулся, но в голове зазвучал вкрадчивый голос о бесплодности тягостных путешествий, когда можно просто наслаждаться жизнью.

Сердце прошила злая боль, сбросил одеяло на пол. События ночи замелькали перед глазами, стыд обхватил голову железными ладонями. Кровать жалобно трещала, рыцарь, терзаясь угрызениями совести, пятками бил в мякоть матраса.

Приступ затих. Инконню слетел с кровати, судорожно озираясь.

– Гарет! – рявкнул хрипло. – Гарет!

Нужно поскорей убираться из деревни, пока желание плотских сладостей не заставило остаться и наплевать на рыцарский долг.

Дверь отворилась, будто Мадор подслушивал.

– Доброе утро, сэр Инконню, – улыбнулся лекарь. В руке он держал кожаный мешочек. – Здесь целебные снадобья, применяйте каждый день, остатки болезни растворятся.

– Где оруженосец? – спросил рыцарь угрюмо, не касаясь мешочка.

Лекарь положил снадобья на смятую кровать, растворил окно – комната осветилась нежным золотым светом.

– Гарет обживает новый дом.

– Что?!!

– Он решил остаться.

Рыцарь выпучив глаза, хватал ртом воздух.

– Вот я его! – прорычал наконец Инконню.

– Гарет сделал свой выбор, он теперь один из жителей деревни. Не стоит его уводить силой.

Рыцарь опасно сузил глаза:

– А то что?

Мадор рассмеялся:

– Успокойтесь, сэр Инконню. Хотите увести силой – уводите, но знайте, на первом же он привале убежит. Вернется туда, где хорошо.

«Я бы и сам остался, не будь я связан дурацкой клятвой», – подумал рыцарь с досадой.

Он тряхнул головой, и Мадор неприятно удивился его жесткому тону.

– Растолкуйте этой бестолочи, что у него есть обязательства. Он же в ногах валялся, клялся быть достойным рыцарского звания!

– Сэр Инконню, – сказал лекарь мягко, – он освободился от нелепых обязательств. Господь создал человека свободным. Гарет понял, что есть нечто выше бряцанья оружием и жажды подвигов, обагренных кровью.

Рыцарь схватился за голову, со стоном сел на край кровати:

– Вы страшные люди!

Мадор усмехнулся:

– Разве ночью вы видели хоть одного урода?

Рыцарь покраснел, сказал, преодолевая неловкость:

– Я говорю о душевном уродстве, скрытым под пленительной оболочкой. Господь дал нам душу и нарек ее красоту идеалом. Плоть есть и у животных, а вот душа…

– Ну, сэр Инконню, – протянул лекарь, – так говорят уроды, а вы отнюдь не такой. Красоту душевную еще разглядеть надо, да и восхищаться ей глупо. Люди восторгаются красотой телесной, а не эфемерной. Это отрицать бессмысленно. Нет ни одного отпечатка души ни в камне, ни на холсте. Всюду красота тела.

– Да-а, – протянул рыцарь горько, – вы владеете страшным оружием. Люди меняют честь, дарованную Богом тягу к свершениям на плотские радости, живут тихо и мирно, будто коровы в хлеву. Очень мощное оружие.

– Полноте, – улыбнулся Мадор, – ну какое оружие?

– Как охотничья ловушка: с виду твердая земля, укрытая ветками, а под ней – острые колья.

– Перестаньте! Вспомните изгнание из рая! Разве люди не живут мечтой туда возвратиться? К беззаботному существованию, полному радости и наслаждения? Ведь это так. Наша деревня – копия рая.

Инконню сказал медленно:

– Значит, рай не так уж прекрасен.

– Еще поблагодарите дьявола за то, что помог людям вырваться из скотского существования! – огрызнулся Мадор.

– Не дождетесь, – буркнул рыцарь хмуро, вставая.

Мадор отступил, огонек в глазах потух.

– Так будете уводить Гарета? – спросил устало.

– Нет, – покачал головой рыцарь. – Надежды на труса и сластолюбца нет. Передайте ему проклятье.

– Хорошо, – улыбнулся лекарь. – Ваши кони оседланы, копье приторочено, мы поможем облачиться в броню, снабдим припасами.

– Благодарю, – сказал Инконню сухо.

– Может, все же останетесь? – спросил Мадор. – В ваших жилах течет кровь Тилуиф Теджа.

Рыцарь вздрогнул, лекарь ударил по самому больному – мучительному желанию узнать тайну своего происхождения. Кто его родители?

«Оставайся, дурень!» – шепнул внутренний голос. Перед глазами рыцаря пробежали яркие картинки, низ живота потяжелел от горячей крови.

– Нет, – процедил Инконню. – Я человек, я рыцарь. Плотские утехи не совратят меня со стези добродетели!

Мадор со вздохом развел руками:

– Что ж, мы никого не заставляем, храбрые рыцари оставались добровольно. Может, у вас есть прощальные пожелания?

Рыцарь подумал, сквозь хаос сладострастных мыслей и желаний отыскал совсем было затерявшуюся:

– Есть.

Хелия, одетая в теплые обновки, с высоты седла хмуро рассматривала рыцаря, на сверток в его руках она глянула мельком.

– Долго вас ждать, сэр Инконню? – спросила ядовито. – Может, снова станете отговариваться тяжестью ран?

Мадор сказал из-за спины рыцаря:

– Стыдно, леди, говорить так, вам прекрасно известно, что рыцарь был на краю гибели.

Фрейлина будто не услышала его, ладонью пригладила холку кобылы:

– Вы готовы, сэр Инконню? Где Гарет?

Рыцарь взобрался на жеребца, придерживая сверток.

– Он остается, – ответил рыцарь угрюмо.

Золотистые полукружья бровей поползли вверх. Леди растерянно оглянулась, будто только сейчас заметила трех лошадей.

– Как «остается»?

– Леди Хелия, молю, уедем скорее, не то и я останусь!

Хелия, казалось, что-то наконец поняла, опустила голову.

– Хорошо, сэр Инконню, но объясните после, – пробормотала она смущенно.

– Прощайте, уважаемый Мадор, – сказал рыцарь.

Лекарь пожал плечами. К Мадору подошел Риз, вместе они смотрели вслед покидающим деревню.

– Крепок оказался, – сказал Риз.

– Он еще молод, к тому же связан сиюминутным обязательством. Проведи он здесь еще одну ночь – остался бы, – ответил Мадор.

Риз хохотнул:

– Может и вернуться. От такой спутницы я бы сбежал при первой возможности. Эх, глупец! Ничего, поймет, что настоящее счастье – здесь. И вернется.

Лекарь со смехом согласился.

– Почему вы такой мрачный, сэр Инконню? – спросила сзади фрейлина. – Может, объясните, куда подевался Гарет? И что в свертке?

Рыцарь остановил коня. Фрейлина поравнялась, с удивлением приняла сверток.

– Это вам, – промямлил багровый от смущения рыцарь. Пришпорил коня, спеша оградиться от взгляда спиной, укрытой щитом.