Виталий Держапольский - Халява

— Сказка! Ты понимаешь, Серега, что ты живешь в сказке?

— Сказка, говоришь? В техническом плане — действительно сказка. Да и дефицита в магазинах не наблюдается. Но это лишь одна сторона медали. А вот в социальном плане не все так гладко…

— В смысле? — не понял отец.

— Все у нас теперь как за границей: есть богатые, есть бедные. Коммунизм построить не удалось, социализм похерили… Так что изобилие, по большому счету, не для всех! Все, чего душа пожелает, могут себе позволить лишь очень богатые люди, — пояснил я, — прибравшие к рукам некогда народные достояния. Облапошили население целой страны, и теперь жируют. Так-то…

— Как же это? — всплеснула руками мама. — А куда же смотрят соответствую органы?

— Мать, ты чего, — отмахнулся отец. — Какие органы? В наше время справедливости не сыскать… Значит, не так все гладко там у вас?

— Скоро у вас! — рассмеялся я.

— Слушай, а кто сейчас генсек?

— А нету больше генсеков. Последним был Миша Горбачев. — Сейчас страной правит президент и парламент. Да и Союзу осталось недолго — через два года развалиться. В девяносто первом…

— Как развалиться? — испугалась мама.

— А так, теперь каждая республика — независимое государство! Ближнее зарубежье. В каждой — свои законы и свой президент. Президент Незалежной Украины, президент республики Беларусь, президент Кыргизстана…

— Батюшки! — опять всплеснула руками мама. — А куда же партия смотрела.

— Коммунисты что ли? — переспросил я. — Партий теперь в стране, как у дурака махорки! И коммунисты давным-давно не лидируют на этом поприще. Нет, они пытались все в зад вернуть — путч устроили. Белый дом с танков расстреляли…

— Господи, — нервно заозиралась мама, — ты сейчас такие вещи говоришь…

— Здесь нечего бояться мам! — я постарался её успокоить. — Конечно, когда вернемся, лучше держать рот на замке. Хотя бы пару лет… До настоящей гласности еще далеко!

— Серега, ты куришь? — неожиданно спросил меня отец.

— Курю, — не стал я скрывать.

— Есть у тебя тут сигареты, а то я свои дома в пиджаке оставил…

— Вадим! — вновь воскликнула мама. — Спиртное, а теперь еще и сигареты…

— Лен, Серега все равно через год бы в институт умотал. И за ним ты там следить не смогла бы… Годом раньше — годом позже, — отец подошел к вопросу философски.

— Так оно и было, пап, — улыбнулся я. — Ты как в воду глядел.

— А чего там глядеть, — пожал плечами отец, — сам таким был. Тащи сигареты, а я на балкон… Лен, пошли, посмотрим, как поселок за двадцать лет изменился.

— Ох, мужики! — притворно вздохнула мама, проворно поднимаясь с дивана. Ей тоже было интересно взглянуть на будущее.

— Держи, пап, — на балконе я протянул отцу пачку любимого мною парламента. — Ух ты, какие! — покачал головой отец, закуривая сигарету. — Да, с Беломором не сравнить.

С балкона открывался чудесный вид на центральную улицу.

— Вадим, смотри, — мама указала рукой на новый микрорайон, который вырос на месте частного сектора, — дедовского дома больше нет.

— Его снесли, по-моему, в девяносто пятом, — сказал я. — Деду дали квартиру в новом доме. Вон в том, — я показал пальцем на панельную пятиэтажку, окрашенную в ядовито-зеленый цвет.

— А как дед? — спросила мама. — Ой! — тут же закрыла она рот ладошкой.

— Умер, мам… Больше девяноста…

— Да-да, но больше не рассказывай мне о судьбе наших близких. Лучше оставаться в неведении…

— Точно! — согласился отец. — Лучше оставь эту информацию при себе.

— Хорошо, — я кивнул. — Это действительно тяжело… Знать…

— Больше девяноста, говоришь, — покачал головой отец. — Крепкий старик! По хорошему ему завидую!

— С дедом-то как раз все естественно, — решил поделиться я своими переживаниями с родителями. — Старики уходят — так положено свыше… А вот когда уходят досрочно…

— Кто? — глухо спросила мама.

— Нет, не из близких, — я поспешил её успокоить. Это я могу сказать… Из близких никто не ушел досрочно. Это касается моих сверстников… Друзей. Некоторых из них уже нет… А я разговаривал сегодня с ними. Алеха Патлас не доживет до тридцати пяти…

— Как это случиться? — поинтересовался отец. — Несчастный случай?

— Нет! — я покачал головой. — Наркомания. Передозировка…

— И ты винишь себя? — ужаснулась мама.

— Нет, не виню. Наши пути разошлись после поступления в институт: я поступил, он — нет. Просто меня терзает одна мысль…

— О том, что ты можешь изменить его судьбу? — догадался отец.

— Да. Я могу хотя бы попробовать изменить его судьбу… Ведь он был моим другом… Лучшим другом. Но я боюсь столь активно менять существующую реальность. Изменить свою судьбу — это одно, а изменить чью-то судьбу… Даже в лучшую сторону — нечто иное.

— Ты боишься, что не сможешь вернуться назад?

— Да, пап, боюсь. Хотя, по большому счету, мне не о чем сожалеть… Вы здесь… Даже дед жив… Я смогу уделять вам большем внимания, чем в той жизни. Я смогу иначе прожить свою жизнь. Все мы сможем… Жить… Более счастливо…

— Какой же ты у меня стал… взрослый, — прослезилась мама, обнимая и целуя меня в щеку.

— Да, Серега, сложный перед тобой стоит выбор, — произнес отец, закуривая вторую сигарету. — Решай сам, что важнее… Вернуться, или прожить жизнь заново. Мы с матерью не будем на тебя давить. Я понимаю, что это сейчас бесполезно.

— Если мне не удастся вернуться назад в ближайшие несколько дней, — решительно произнес я, — будем учиться жить заново!

Прогулка по вечернему Новокачалинску будущего впечатлило моих родителей. Особенно поразило их обилие заграничных автомобилей.

— Это ерунда, — отмахнулся я, — вот свожу вас в город, там машин действительно много. Даже слишком. В автомобильной пробке иногда можно простоять несколько часов. В городах, где есть метро, некоторые владельцы автомобилей предпочитают на нем ездить. Так быстрее.

— А зачем им тогда машины? — удивился отец. — Если на метро быстрее?

— За город съездить, на дачу, на отдых, шашлык-башлык, и все такое, — пояснил я.

— А у тебя машина есть? — поинтересовался батя.

— Была, японец праворульный, — ответил я. — Вот примерно такой, — я ткнул пальцем в сиротливо стоящего у обочины "Ипсума". — Правда, я в них не очень-то разбираюсь, — признался я, но за рулем уже несколько лет.

— А как это — праворульная? — спросил батя.

— Руль не слева, как у нас, а с другой стороны, — пояснил я. — В Японии же левостороннее движение.

Я подошел к "Ипсуму" и дернул дверь — она оказалась не запертой и услужливо распахнулась. Приятный запах ароматизатора, бежевый велюр, электронное табло, автоматическая коробка передач вызвали у отца настоящий восторг. До этого момента пиком машиностроения он считал "Волгу". Машины более высокого класса он видел только по телевизору.